Читать книгу - "Отцы-святогорцы и святогорские истории - Старец Паисий Святогорец"

Христа и монастырь лишится благословения. Он привел множество примеров из Священного Писания, в том числе историю вдовицы из Сарепты Сидонской и пророка Илии (см. 3 Цар. 17), и его, наконец, послушались. Однако по прошествии какого-то времени старца стали донимать укорами, говоря:

– Мука закончилась. Что теперь будет? Старец им отвечал:

– Отцы мои, то немногое, что еще осталось, доедим вместе с народом, а Божия Матерь нас не оставит.

В кладовых монастыря оставалось лишь двадцать пять окад пшеницы и больше ничего, и монахи начали довольно язвительно выговаривать отцу Савве:

– Отец Савва, пшеница закончилась, что теперь будет?

Но благочестивый и исполненный веры старец на это отвечал:

– Не теряйте надежды на Гликофилусу. Замесите оставшиеся двадцать пять окад, испеките из них хлеб и раздайте его братии и мирянам, а Бог, как Благий Отец, позаботится о всех нас.

Когда у них закончился последний хлеб, то не успели они даже проголодаться, как к пристани монастыря причалил корабль, шедший из Кавалы, и капитан предложил обменять пшеницу, которую он вез, на дрова. Монахи, видя очевидный Промысл Божией Матери, Которая, как Добрая Мать, позаботилась о Своих детях, прославили Бога. Конечно, больше всех славил Бога и благодарил Божию Матерь отец Савва, всегда воссылавший Ей благодарения самой своей святой жизнью.

После этого он напоминал отцам: «Разве я не говорил вам, что Божия Матерь нас не оставит?»

* * *

Немилосердный монах, впавший в прелесть оттого, что подвизался без любви и рассуждения

Отец N пришел на Святую Гору вместе со своим другом. Они решили стать монахами после одного чуда, свидетелями которого оказались у иконы Божией Матери на острове

Тинос, когда получил исцеление один расслабленный от рождения. Его друг остался жить в Новом скиту, а сам отец N обошел всю северо-восточную часть Святой Горы и принял монашество в одном особножительном монастыре.

Так как жизнь в особножительных монастырях свободная, нужна большая осторожность, потому что при неправильном пользовании свободой можно стать еще хуже, чем в миру, можно также впасть в прелесть.

Отец N горел ревностью к подвигам, однако расслабленный дух особножительного монастыря породил в нем сначала гордость, а затем и превозношение.

Чем больше он с гордостью подвизался, тем сильнее ожесточалось его сердце. Его не волновало, что его ближний находился в опасности или скорби, – главным для него было совершить свои многочисленные сотницы и сделать побольше поклонов. Все свое время, с точностью до минут, он заполнил подвигами, чтением канонов и так далее. Он эгоистически понуждал себя к подвигам, чтобы стать святым, и в конце концов начал ощущать душевную тяжесть. Он соблюдал строгий пост, ничего не вкушал до вечера или же по три дня подряд. Тот, кто встречал его – согбенного, высохшего, с серьезным выражением лица, – судя по его внешнему виду мог вообразить, что перед ним великий подвижник. Он имел послушание лесничего, которое тоже сильно ему вредило. Когда он возвращался в монастырь, можно было подумать, что это Антоний Великий спускается с гор[31]. Он не разговаривал ни с кем из братии, закрывался у себя в келлии и, как я уже говорил, эгоистически понуждал себя к подвигам, чтобы стать святым.

Однажды один рабочий упал в лесу с дерева и, бедный, покалечился. Его сын тут же взвалил его на себя и донес до монастыря, чтобы сообщить о случившемся лесничему отцу N и попросить у него одеяло, чтобы отнести своего отца на пристань и отправить в Фессалоники. Монах, к сожалению, не только не дал ему одеяла, но даже не захотел выслушать его, пожалев времени, которое отнимал у него юноша со своим отцом. Хотя на самом деле, конечно, он был обязан не только выслушать его, но и помочь, потому что был лесничим и проэстосом. Однако, к несчастью, он закрыл перед юношей дверь своей келлии, чтобы не терять времени, и продолжил свое правило.

Отцы обители, увидев плачущего юношу, подошли к нему и спросили, что случилось. Узнав причину его горя, они пожалели его, успокоили и помогли ему перевезти отца и устроить его в больницу.

После такого немилосердия (!) неудивительно было, что от него совершенно отошла благодать Божия и он, несчастный, постепенно впал в помрачение. Он начал хвалиться, что достиг уже меры святых отцов и видит святых, Ангелов, Свет и так далее.

Однажды ему в очередной раз явился якобы Ангел и говорит:

– Отец Ν, быстро собирайся, потому что я скоро еще раз приду и заберу тебя с собой. Тот ответил:

– Как благословишь! – и поспешно надел на себя свою новую рясу и схиму.

Вскоре «Ангел» снова его позвал:

– Давай скорее, залезай на подоконник, и я тебя заберу.

Отец ему в ответ:

– Погоди, дай мне найти скамейку, чтобы забраться.

После этого разговора, как мне рассказывал проигумен отец X, послышался удар о землю и выкрик «Ох!» Когда подбежали отцы, монах уже скончался. Он разбился, потому что был рослый, да и высота была большая – он упал с третьего этажа на мощеный двор. Отцы положили его в одеяло. Их скорбь была двойной, потому что больше всего они думали о погибели его души. После этого они поднялись в его келлию, чтобы навести в ней порядок, и нашли там лист бумаги, на котором большими буквами было написано следующее: «Под этим листом лежат три тысячи драхм на сорокоуст. Если вы не совершите его за меня, то да будет на вас проказа Гиезия, муки Иуды и анафема 318-ти богоносных отцов Первого Вселенского Собора». А в конце стояла его подпись.

Благий Господь, Который есть весь милосердие, да помилует Свое несчастное создание, а для нас это двойное падение прельщенного брата да будет двойным тормозом, чтобы мы подвизались с великим смирением и любовью и таким образом приблизились к Богу. Аминь.

* * *

Монах, спасшийся от великой прелести

Монах одной из обителей подвизался с большой ревностью, но при этом имел великое самомнение. Постепенно он перестал причащаться, потому что поверил помыслу, который говорил ему, что у него больше нет нужды в