Читать книгу - "Николай II. Дорога на Голгофу - Петр Валентинович Мультатули"

в Страстную Пятницу, и Государь просил их перенести на другой день, но ему было в этом отказано. Возле этой могилы постоянно проходили митинги и шествия революционных толп, сопровождавшихся траурными мелодиями. Император Николай II писал уже из Тобольска своей сестре великой княгине Ксении Александровне: «В марте и апреле по праздникам на улицах проходили процессии (демонстрации) с музыкой, игравшей Марсельезу и всегда один и тот же похоронный марш Шопена. Шествия эти неизменно кончались в нашем парке у могилы «Жертв Революции», которые вырыли на аллее против круглого балкона. Из-за этих церемоний нас выпускали гулять позже обыкновенного, пока они не покидали парк. Этот несносный Похор. Марш преследовал нас потом долго и невольно мы посвистывали и попевали его до полного одурения. Солдаты говорили нам, что и им надоели сильно эти демонстрации, кончавшиеся обыкновенно скверной погодой и снегом»{218}.

Когда великой княжне Марии Николаевне понадобилась медицинская помощь и был приглашен врач со стороны, то руководство охраны потребовало, чтобы на осмотре присутствовали офицер и двое солдат{219}. Государь об этом пишет в уже цитированном выше письме сестре: «Когда я приехал из Могилева, то, как Ты знаешь, застал всех детей очень больными, в особенности Марию и Анастасию. Проводил, разумеется, весь день с ними, одетый в белый халат. Доктора приходили к ним утром и вечером, первое время в сопровождении караульного офицера. Некоторые из них входили в спальню и присутствовали при осмотре врачей»{220}.

Режим, установленный Керенским, проводился в жизнь полковником П. А. Коровиченко, сменившим Коцебу и лично знавшим Керенского еще до революции. Дочь лейб-медика Е. С. Боткина К. Е. Мельник-Боткина писала о Коровиченко: «Комендантом после Коцебу был назначен полковник Коровиченко, друг Керенского, впоследствии командующий войсками сперва Казанского, потом Ташкентского округов, где он был большевиками разорван на части. (…) Это был очень образованный и неглупый, но чрезвычайно нетактичный и грубый человек. Он позволял себе, получив и прочитав письма, носить их в кармане и не выдавать их адресату, рассказывая в то же время в посторонних разговорах содержание этих писем. Затем, подметив некоторые любимые выражения Их Высочеств, как, например, употребление слова «аппетитно» не для одних съедобных вещей, вдруг говорил которой-нибудь из Великих Княжон: — Какая у Вас аппетитная книга, так и хочется скушать.

Конечно, подобные выходки не могли к нему расположить арестованных»{221}.

Одной перлюстрацией писем Царской Семьи Керенский не ограничился. Императору было запрещено писать матери, Вдовствующей Императрице Марии Федоровне и своим сестрам и брату, а также вести переписку с английским королем.

Еще одним моральным воздействием на Царскую Семью стало надругательство над останками Друга Царской Семьи Г. Е. Распутина, произведенное по личному приказу Керенского. Тело Распутина было извлечено из могилы в Александровском парке, вывезено на Пискаревское кладбище и там сожжено{222}.

С первых же дней началось оскорбительное вмешательство в личную жизнь Царской Четы. Происходило это по личному почину Керенского.

Все эти притеснения были оформлены Временным правительством в юридическую оболочку. 17 марта 1917 года решением Временного правительства была учреждена Верховная Чрезвычайная Следственная Комиссия (ВЧСК), первая ЧК. Через с год с небольшим одноименная организация станет главной исполнительной силой Екатеринбургского злодеяния. Случайное ли это совпадение? Исследователь Л. Е. Болотин уверен, что — нет. «Надо отметить, — пишет он, — что название города скотобоен — «Чикаго», и тайный смысл наименования спецслужбы — «чека» — восходят к одному общему корню в особом воровском жаргоне — «чик» и «чек», обозначающему забойщиков скота»{223}. Во всяком случае, в судьбах Царской Семьи обе ЧК были призваны сыграть кровавую роль.

Первая ЧК была создана с целью «исследовать» деятельность Царя и Царицы и других видных деятелей «старого режима», для установления был ли в их действиях в период войны с Германией «состав преступления». Именно необходимостью «тщательного расследования» объяснял Керенский причины оставления Царской Семьи под арестом. Известный западный историк В. Александров, который лично встречался с Керенским в Нью-Йорке, приводит ответ последнего на вопрос о его намерениях, касающихся Царской Семьи:

«— У меня были совершенно точные намерения в отношении уготованной участи Николая II и Александры Федоровны, — счел он нужным мне ответить.

— Вы хотели их выслать из страны или расстрелять?

— Ни то, ни другое. Я более всего хотел, чтобы был пролит весь свет на последние годы царизма, отмеченные господством клики Распутина»{224}.

Примечательно, что даже в этих словах, сказанных по прошествии многих лет, Керенский невольно выдает свой замысел: зачем же нужно проливать свет, если уже есть уверенность в том, что последние годы были отмечены «господством клики Распутина»? То есть задачей Керенского было не установление истины, а подтверждение выдвинутых лживых обвинений в адрес Царя и Царицы. Оклеветать и унизить Императора Николая II и Императрицу Александру Федоровну — вот истинная цель Комиссии Керенского.

Естественно, по словам Керенского, эта Комиссия должна была быть «справедливой и беспристрастной», так же как и суд, перед которым должен был предстать свергнутый Государь. Однако с первых же дней все в деятельности этой Комиссии было прямо противоположно заявленным Керенским принципам и вообще уголовно-процессуальному праву. Во главе Комиссии был поставлен известный адвокат по политическим процессам, присяжный поверенный, хороший знакомый Керенского масон Н. К. Муравьев. Муравьев был не только знакомым Керенского, но и официальным его помощником, которого министр юстиции назначил по своему личному выбору в марте 1917 года{225}. «— Председателем этой Комиссии я решил назначить московского присяжного поверенного Н. К. Муравьева, — продолжал Керенский. — Он как раз подходящий. Докопается, не отстанет, пока не выскребет яйца до скорлупы» (Карабчевский){226}.

Поэтому изначально действия Муравьева направлялись и руководились Керенским, и «Комиссию Муравьева» можно с тем же успехом назвать «Комиссией Керенского».

Заступив на должность председателя ЧСК с благословения Керенского, Муравьев принялся с усердием «выскребать яйца до скорлупы». Будучи обязанным по должности быть образцом нейтральности и объективности, Муравьев открыто признавался в ненависти к Царской Семье, занимался «обличительством» подследственных (Штюрмера, Вырубовой и других) в недоказанных преступлениях, кричал на некоторых из них надопросах, откровенно клеветал и