Читать книгу - "Крестный путь Сергея Есенина - Геннадий Александрович Смолин"

варьированием в газете «Правда» факта существования элегии «До свиданья…». Цитируем: «Он ушёл сам, кровью попрощавшись с необозначенным другом…», «Кому писал Есенин кровью в свой последний час? Может быть, он перекликнулся с тем другом, который ещё не родился, с человеком грядущей эпохи…»; «…каждая почти строка написана кровью пораненных жил». Невольно рождается ощущение: если бы «До свиданья…» вообще не существовало, его надо было бы выдумать для украшения статьи автора, вдруг так нежно полюбившего Есенина.[6]

Часть вторая

Cui bono?[7] Игра профессионалов в проекте «Англетер»

Fairisfoul, endfoulisfair…

(«Зло есть добро, а добро есть зло…»)

У. Шекспир. «Макбет»

Тайные обстоятельства смерти великого русского поэта Есенина и сегодня побуждают исследователей возвращаться к документам, фактам и преданиям тех лет в надежде, хотя и призрачной, докопаться до истины.

Некоторые скептики уже выражали свои сомнения относительно правдоподобности выбранного преступником или преступной группой способа убийства С. А. Есенина.

И я тоже адресовал этот вопрос академику РАЕН А. М. Портнову:

– Почему Есенина надо было подвести под суицид?

– Вопрос, конечно же, не такой простой, как кажется сначала, – согласился Александр Михайлович. – Во-первых, надо было заставить добропорядочных граждан поверить в «естественную» смерть поэта. Так, могла быть придумана какая-нибудь благовидная «легенда» (к примеру: Есенина убили в кабацкой драке, очень жаль, но Сталин и его соратники поднимут шум на XIV съезде РКП (б), свалят нечаянную гибель замечательного поэта на «левую оппозицию» в Ленинграде – хорошо бы этого избежать. Или: уличённый в бегстве за границу и в связях с английскими шпионами, Есенин покончил жизнь самоубийством. Ну не представлять же его, психически больного (лежал в больнице), но талантливого человека, отщепенцем. Не лучше ли для его посмертной славы и репутации скрыть этот постыдный факт? Во-вторых, благодаря публикациям и слухам, граничащим с легендами, поэт был склонен к эпатажу, дебошу, пьянству и дракам. Вот откуда проистекали все выгоды от самоубийства. Суицид вполне устраивал ленинградских вождей. Чтобы понять, как это случилось, надо ответить на другой вопрос: чего в действительности опасались те, кто устранял Есенина? Ну и, в-третьих, нельзя исключать глупейшую ситуацию со злополучной телеграммой Каменева в адрес Михаила Романова, отказавшегося от престола. По крайней мере, напускное бравирование тем, что копия с подлинника той телеграммы у Есенина есть да ещё спрятана у некоего друга в надёжном месте. Тем паче, что перепалка по поводу факта отправления этой телеграммы уже состоялась на пленуме, проходящем в Москве, между Сталиным и Зиновьевым. Кстати, если заглянете в длинный список жертв репрессий, то вы обнаружите в сим печальном мортирологе почти всех лжесвидетелей и псевдодрузей поэта, идеологически-причастных к «Делу Есенина» в гостинице «Англетер», – продолжал академик Портнов. – Бестрепетная «рука Москвы» дотянулась (по разным причинам) от Л. Троцкого, Зиновьева, Каменева до Блюмкина. Уцелели, предав всех прежних «друзей» и дорого заплатив за свою жизнь, лишь некоторые. Так что «коллективный Сальери» в лице коллег-литераторов и журналистов внёс свою лепту не только в пособничество сокрытия убийц великого поэта России, но и в осквернение его памяти в таком гнусном шабаше, как «есенинщина».

Далее. Нашлось достаточное число высокопоставленных лиц, разглядевших в «Стране негодяев» контрреволюционное, безусловно, опасное произведение. Если уж мнение друзей создавало у них впечатление чего-то истинно неповторимого и единственного в своём роде (а Есенин был убежден в этом), то можно себе представить мнение иерархов Кремля и мощного аппарата дозора (ОГПУ-НКВД). Кстати, когда говорят о безграничной власти Сталина, то проявляют полное непонимание природы власти как таковой в данной исторической ситуации. О подобном парадоксе власти прекрасно сказал долго живший в России дипломат и философ Жозеф де Местр: «Ничем нельзя исправить странную привычку большинства обыкновенных людей судить о могуществе государей по тому, что они могут делать, тогда как его нужно оценивать по тому, что они не могут делать». Мысль об исторической слепоте и ограниченности любой власти развита в «Стране негодяев».

Агентура ОГПУ работала тогда мобильно, масштабно и на высоком уровне. Кто знает, кому ещё, кроме литератора Тарасова-Радионова А. И.[8], сообщил Есенин о существовании подлинника этой злосчастной телеграммы Каменева в адрес Михаила Романова, отказавшегося от престолонаследия.

Тот же «коллективный Сальери», видимо, был регулярно информирован о каждом шаге или произведении поэта, его смелых высказываниях, резком неприятии вмешательства идеологических установок в литературу – это в общем, и о поэме «Страна негодяев» – в частности.

Для очень верующего в коммунистические догмы, очень патриотичного, но в творческом плане чудовищно эгоцентричного «коллективного Сальери» в созидательной работе над «Страной негодяев» или «Чёрным человеком» возрождался тот противник, имя которого прежде едва ли было достойно серьёзного упоминания в их окружении. Есенин однозначно встал у них на пути! Такое видение ситуации могло объединить «коллективного Сальери» и большинство высокого партийного руководства, вернее – его оппозиции.

Они испугались, что выход на арену такого единственного в своём роде, великого поэта и драматурга, как Есенин, отодвинет новоявленных поэтов в тень, и поэтому они всячески препятствовали его продвижению.

Эта борьба развернулась на конкретном политическом фоне, который не могли не учитывать ни «коллективный Сальери», ни идеологическая инквизиция высших иерархов партийной оппозиции. Борьба за власть на всех фронтах в то время была на повестке дня. И прецедент с телеграммой, и поездка в Ленинград были тождественны самоубийству поэта.

И, наконец, в-четвёртых. Не исключено и то, что Есенин через Ленинград собирался эмигрировать в Европу. Вспомним и то, что, оставляя Москву, Есенин простился со всеми родными и близкими ему людьми, а Софье Толстой написал: «Уезжаю. Переведи квартиру на себя, чтобы лишнего не платить». Человек, решивший переселиться всего-навсего в другой город, так бы не «сжигал мосты». Это ещё раз красноречиво подсказывало: явно намеченный им нелегальный маршрут был заграничным. Однако, несмотря на то, что Есенин – вопреки логике развития дальнейших событий – приехал в Ленинград с несколькими чемоданами собственного архива, окрылённый новыми творческими планами, он вдруг «покончил жизнь» самоубийством в номере 5 гостиницы «Англетер» (это однозначно подтверждают документы – акты, показания понятых). Когда полковник МВД Э. Хлысталов скрупулёзно расследовал «Дело Есенина», то его не покидало ощущение, что «суицид» поэта был, по всей видимости, на совести сотрудников ГПУ.

Но зачем? Вот в чём вопрос. Неужели Есенин представлял опасность для Страны Советов своими произведениями или бунтарским складом характера? С первого взгляда – ни малейшей! Хотя, если приглядеться пристальнее, то поэт был куда опаснее с точки зрения брожения умов для молодёжи СССР, для новой модели социалистического государства. Может быть, спецслужбы опасались, что Есенин эмигрирует? Действительно, если бы в канун индустриализации страны популярный русский поэт