Читать книгу - "Бабий Яр. Реалии - Павел Маркович Полян"

которым я очень поверхностно, но был в свое время знаком. Сына я через отца разыскал, несколько раз с ним поговорил, симпатией к проекту искренне проникся — и потом, в меру опыта и сил, даже сумел чем-то помочь будущему мемориальному центру с его архивными разысканиями в разных странах.

Но ничего похожего на общение и диалог с Хржановским-юниором не получилось. Я тогда еще не до конца сознавал, что в вертикальных, граничащих с фюрерством, оптиках такие жанры, как разговор или дискуссия, хотя и предусмотрены и технически возможны, но, как правило, глючат и не активируются.

Оставшись таким образом без собеседника, с которым, по наивности, всерьез намеревался обмениваться суждениями, я невольно избежал и груза его авторитета. Зато приобрел отличную возможность походить вдоль оврага один, без поводырей и посредников, поразбираться в кровавом лёссе его нарративов. Отсюда, собственно, и первоначальное заглавие этой книги — «На берегу Бабьего Яра».

Между тем чем глубже я зарывался в контент и в контекст этого страшного места, тем опасней кренился и заваливался сам — в «свой» Бабий Яр. Небольшой «шурф» в литературную рефлексию трагедии сразу же показал, что триадой из стихов Евтушенко, прозы Кузнецова и музыки Шостаковича ни литературная антология, ни общехудожественная рефлексия этого оврага не ограничиваются.

Инстинктивно начал собирать тексты и впитывать судьбы-сюжеты, на которые, бродя вдоль берега, время от времени натыкался — истории Сени Звоницкого, Яши Гальперина, Люси Титовой, Льва Озерова и других.

И уже летом 2020 года я отважился на первое публичное выступление о Бабьем Яре. То была онлайн-лекция 10 июля 2020 года из Музея ГУЛАГа — презентация моего вѝдения, тогда еще довольно наивного («Хржановский как клизма» и т. п.), хода мемориализации Бабьего Яра[1].

И, грубо говоря, первый синопсис настоящей книги.

Ее появлению предшествовали два других книжных проекта.

Первый — это двухтомная антология «Овраг смерти — овраг памяти»: один томик — антология стихов о Бабьем Яре (на русском и украинском языках), другой — «Эхо Бабьего Яра» — мои эссе, комментирующие эти стихи[2]. То, как Дмитрий Бураго и я готовили антологию к изданию и как она, вопреки всему, успела выйти в свет к концу сентября, — отдельная новелла, и, напиши я ее, жанр вышел бы пафосно-героический.

Но, появившись на свет, антология негаданно столкнулась с опалой на свой второй том (мои эссе) и цензурным запретом со стороны Мемориального центра Холокоста «Бабий Яр» (МЦХ)[3] на его распространение и презентацию.

Второй проект — книга «Бабий Яр. Рефлексия», вышедшая в издательстве «Зебра Е» в октябре 2022 года, спустя год после выхода киевского двухтомника. Она вобрала в себя иную версию антологии — полностью русскоязычную (включая сюда переводы на русский с идиша, украинского и немецкого), строже отобранную и с расширением тематики стихов.

Бабий Яр. Реалии. Об этой книге

Очевидно, что настоящая книга — «Бабий Яр. Реалии» — не просто перекликается с предыдущей, но пребывает в тесной связи и перекличке с ней, а оба названия тянутся к названию фильма Сергея Лозницы — «Бабий Яр. Контекст»[4]. Часть контента «Рефлексии» вошла и в «Реалии», где организована, однако, совершенно иначе — не пожанрово, а хронологически.

Жанрово я определил бы книгу как независимую историко-аналитическую хронику, написанную без сантиментов и ресентиментов — на принципах критического историзма[5], на твердом фактографическом фундаменте и в свободном объективно-публицистическом ключе[6]. «Честное исследование», как отозвался об этом жанре один из коллег. И в этом качестве оно перекликается с другими царапающими книгами о «неудобном прошлом», разбирающимися с историческими табу.

«Еже писах писах».

Композиция книги задана самим Бабьим Яром, если понимать под ним не узко-картографический топоним и не антропо-геоморфологическое урочище, а некий трагический событийно-временной комплекс — метафорическое пространство смерти и беспамятства, полигон экстерминации людей, эксгумации их трупов и последовательного удушения или недопущения памяти о них. Несмотря на высшую сакральность Бабьего Яра как узла чудовищной мировой трагедии, налицо явное фиаско с его достойной мемориализацией: разобраться в природе этого феномена — главный импульс предпринятого исследования.

При этом существенная часть фактографии пересмотрена и переосмыслена здесь заново, в том числе хронология расстрелов непосредственно в Бабьем Яру, а кое-что ставится как проблема или вводится в научный оборот впервые: например, мемориализация жертв погромов периода Гражданской войны или судьба Пинхоса Красного, последнего петлюровского министра по еврейским делам.

Пространство книги рассечено по оси времени натрое — «До Бабьего Яра», «Во время Бабьего Яра» и «После Бабьего Яра», причем последняя часть жестко потребовала для себя дополнительного раздвоения — отдельно для советского и постсоветского периодов. В каждой части — по нескольку разделов, в каждом разделе — по нескольку глав.

Период «До Бабьего Яра» — это все, что предшествовало немецкой оккупации Киева 19 сентября 1941 года. Хронологически это самый большой отрезок времени, — в книге же это самая скромная по объему часть. Соответствующий раздел получил подзаголовок: «“Союз русского народа”, или Интернационал погромщиков». Это, если угодно, загрунтовка всего последующего, позволяющая следить за его истоками и корнями, держать их в поле зрения в зеркале заднего вида.

Часть вторая и центральная — «В Бабьем Яру» — имеет подзаголовок: «“Союз немецкого народа”, или Овраг смерти». Этот метафорический проброс от реального «Союза русского народа» к условному «Союзу немецкого народа» указывает на новую антисемитскую доминанту — человеконенавистническую идеологию национал-социализма, неотделимую от его людоедской практики.

Третья и четвертая части — это все, что было «После Бабьего Яра». Третья часть — все, что после освобождения Киева и до распада СССР, — посвящена уловлению того «гулкого эха», что породил Бабий Яр, т.е. рефлексии на него со стороны государства, общества и культуры. Отсюда его подзаголовок — «“Союз советского народа”, или Овраг беспамятства». Четвертая — продолжение третьей, но уже после распада СССР, когда государственная власть стала украинской. Отсюда ее название — «После империи» — и ее подзаголовок: «“Союз украинского народа”, или Овраг враждующих символов».

Открывается и завершается книга автороцентричными разделами, озаглавленными — «На берегу Бабьего Яра. Вместо предисловия» и «Вместо послесловия. Бабий Яр как хроническая болезнь». Концовка задумывалась как оптимистическая, ведь «хроническому больному», казалось, становилось все лучше, и он явно шел на поправку и даже на выписку, до вожделенной мемориализации Бабьего Яра, казалась, было уже рукой подать. Но 24 февраля 2022 года, когда все перевернулось и в постковидном бреду заметался весь мир, хроника перешла в хтонику, и эта задача, как и все нормальное в мирной жизни,