Читать книгу - "Две жизни. Все части. Сборник в обновленной редакции - Кора (Конкордия) Евгеньевна Антарова"

меня любить этого великого мудреца. И можешь понять, как я была поражена, когда увидела в одной из своих будущих комнат дивную статую Будды. Я точно на молитве стояла перед ним и дала обет, что все, что я буду играть, я буду изливать в его чашу, для меня святую.

Мы каждый день ездили туда с Джеймсом, чтобы побыть несколько времени у этой статуи. И каждый раз я чувствовала, как день за днем все крепнет во мне верность моему обету перед Ним, как все сильнее становится мое бесстрашие, как я подхожу все ближе к Нему, как вижу в Нем моего покровителя и друга. Когда я играю в том доме, мое сердце так раскрывается, точно я играю прямо перед Ним, неся Его милосердие и собирая все слезы слушающих меня в Его чашу.

Я знаю, мама, что то, что я тебе скажу сейчас, тебя потрясет. Но и ты прими мое признание не как мать, а как подруга, первая, любимая. Вчера мы приехали к моему Будде, и так сказочно прелестно была убрана Его комната. И цветов таких я не видела никогда еще. Джеймс был поражен не меньше моего. Это не он украсил комнату цветами и только сказал: «Это Ананда нас благословил на брак». Я не знала, кто такой Ананда в своей внутренней сущности, и Джеймс рассказал мне, что Ананда мудрец, что он необычайно добр, и сила его любви к людям почти равна святости.

Мы придвинулись ближе к Будде, и я увидела в его чаше письмо и футляр. На письме было написано: «Моим друзьям в великий день их свадьбы». И вот самое письмо, слушай, мама:

«В границах тела человека живет его великая Любовь. Пронесите эту Любовь в чистоте плотского соединения и создайте новые тела, где бы Любовь, живая и деятельная, могла трудиться, чтобы единить людей в красоте.

Таинство брака не только в том, что чья-то рука соединяет двух человек перед внешним престолом. Но и в том, когда люди сливаются воедино, чтя друг в друге Любовь. Наденьте, Лиза, тот браслет, что я положил Вам в чашу великого Мудреца. На нем написано: «Иди в вечной верности и бесстрашии и любя побеждай». Примите эти врезанные в браслет слова как путеводную нить и отдайте не только тело и мысли Вашему мужу. Но слейте всю жизнь в себе с его жизнью в нем и вступайте в новую стадию земного счастья, где нет разделения между трудящейся, видимой Вам Землей и трудящимся, невидимым для Вас небом.

Таинство брака есть таинство зачатия новой жизни. Настало время сойти в Ваше тело той душе, что через Вас станет вновь человеком Земли.

Этот Ваш первенец будет Вашим благословением, большой Вам помощью и миром. Вы же станьте сегодня матерью, радуясь и приветствуя его всем сердцем, воспевая ему песнь торжествующей любви.

Ваш друг Ананда».

Лиза умолкла и через минуту шепнула матери:

– И таинство совершилось.

И она показала матери скрытый под рукавом платья браслет.

Графиня была так взволнована словами Лизы, так глубоко потрясена совершенно необычной формой брака дочери, что сидела молча, с удивлением разглядывая такое родное, близкое, привычное лицо Лизы, в котором сейчас она не узнавала дочери. Она видела восторженное и преображенное лицо иной, незнакомой ей женщины.

«Так вот какою бывает Лиза», – мелькало в уме графини. Она все смотрела и смотрела в это новое лицо и вдруг как-то сразу осознала, что Лиза, сидящая перед нею, впервые понята ею по-настоящему. Ясно стало графине, что это не только цельная, любящая женщина, но что это мать, хранящая в себе залог новой жизни.

Пока Лиза показывала ей браслет, очень похожий на тот медальон, что ей дал Джеймс, голова графини упорно работала. Ей казалось, что она в первый раз поняла смысл прожитой своей жизни. Если бы Лиза не сочла ее достойной предельной откровенности, не сказала бы ей, что самое ценное – свободу своей духовной жизни – она нашла с помощью матери, графине нечем было бы вспомнить сейчас свою жизнь. Только в эту минуту она поняла всю ответственность матери перед жизнью, перед миром, а не только крошечной ячейкой собственной семьи.

Графиня думала, что вот Лиза вышла белым лебедем из их семьи не слишком талантливых людей, и вспомнила теперь, что не раз говорил ей Лизин дед:

«Неужели вы не видите, что Лиза истинный талант, а не салонная развлекательница, что ей нельзя навязывать никаких предрассудков и суеверий, а надо все усилия приложить, чтобы в ней было как можно меньше нетерпимости, предвзятости, женской субъективности и условностей морали, и тогда ее талант будет развиваться в чистом и свободном сердце».

Тогда этих слов не понимала графиня. Она не раз ревновала дочь к деду, очень друживших и души друг в друге не чаявших. Теперь графиня видела, как высока была ее девочка в своей чистоте, как мало она считалась с внешними правилами и приличиями, которые ни за что не осмелилась бы нарушить сама графиня.

Долго сидели, обнявшись, мать и дочь, и слов им было не нужно. Говорили их души, говорили радостно, хотя обе женщины шли в разных направлениях, и каждая понимала, что идет свой путь вечности, что данная ей жизнь, от рождения и до смерти, только маленький кусочек счастья жизни вечной.

Каждая из них давала безмолвный обет отдать все силы, чтобы хранить будущую новую жизнь и стараться победить в себе какие-то тяжелые черты, дабы не омрачать своих близких.

– Мама, все, чего бы я хотела, – это заслужить от своих детей те доверие и дружбу, с которыми я ухожу из твоего дома.

В дверь постучали, вошел Джеймс, проводивший графа в православную церковь, вернее в то, что при посольстве играло ее роль.

Графиня протянула ему свою свободную руку и обняла Джеймса, усадив его рядом с собою. По лицам обеих женщин он понял, о чем говорили мать и дочь, и ласково ответил на поцелуй графини.

– Будьте счастливы, мои дорогие. Если у вас будут сомнения, – пишите деду. Это сердце никогда и никому не дало плохого совета. Впрочем, тот, кто венчал вас цветами у ног Будды, вероятно, не оставит вас и впредь.

Сегодня вам обоим надо побыть вместе. Вы еще и не виделись толком. Поезжайте к себе домой и будьте к обеду, я закажу его попозже.

Проводив детей, графиня ушла к себе в комнату, не велев никого принимать.

Она твердо решила не говорить ничего мужу, щепетильность которого в вопросах хорошего тона знала отлично. Сумев сейчас перешагнуть через все впитанные с детства предрассудки, удивляясь, что не испытывает никакой боли от поступка дочери, а считает его в