Читать книгу - "Неправильный - Грета Шелест"

– У меня в это же время лучший друг ДР празднует, – Марк решил, что от одного честного ответа от него не убудет. Может, мажор отстанет быстрее. – Я буду с ним.

– Понятно. Старый друг лучше… – усмехнулся Игнат.

– Ох, заткнись! – огрызнулся Белов. – Она же не в Сибирь поедет лес валить.

– Погоди, ты, часом, едешь не к тому другу, который тебя за гондонами отправлял?

Это было громом среди ясного неба. Марк встал, как вкопанный, и посмотрел на одноклассника. Тот выглядел весьма довольным собой: наглые глаза, нахальная улыбка. В целом, всем своим видом он, как обычно, буквально напрашивался, чтобы ему дали в рыло.

Прошло две недели, как мажор стал свидетелем его «трепетного» разговора с Лешей. Понятно, что трактовать брошенные другом реплики можно было по-разному, и Игнату при желании не составило бы труда поднасрать Белову. Но он отчего-то не спешил делать его посмешищем на всю школу. Лишь стал ещё больше смотреть в его сторону. Хотя, казалось бы, куда больше?.. И взгляды были иными. Полусомневающиеся, полувопросительные.

Белов хотел внести ясность с самого начала, но боялся, что банальное объяснение сделает все только хуже. Это же Старк. Перед такими людьми бесполезно оправдываться.

Подойти и грубо сказать: «Эй, слышь, я не гребаный педик!» – тоже было страшно. С его везением эту фразу услышит еще половина школы, и тогда точно хрен отвертится.

И тем не менее, до этого момента, Игнат молчал. И, решив, что Старков не придал этому значения, Марк расслабился.

И вот, пожалуйста!

Белов так глубоко ушел в свои мысли, что не заметил, как ноги продолжили движение. То, что они перестали касаться ступенек, понял уже в полете. Носу оставалось несколько несчастных сантиметров до пламенной встречи с бетоном, когда рука вцепилась в его волосы и слегка дернула вверх.

– Ааа! – взвыл он.

«Слегка?! Да у меня там плешь образовалась, не иначе!»

– Дебил, смотри, куда идешь! Нашел способ уйти от ответа, ничего не скажешь, – вполголоса возмущался Старков.

Марк, встав на обе ноги, тут же ощутил «потери». Да, благодаря мажору, у него было целое лицо (по крайней мере, в этот раз), но он успел хорошо приложиться коленом о ступеньки.

Тихо застонав, он медленно сел на ступеньку.

– Бля…

– Белов? – Игнат присел на ступеньку выше. – Белов, ты как? Больно? Где? – он принялся осматривать голову на повреждения. – Твою мать, я из-за твоей ромашки на голове ни хрена не вижу, – и когда пальцы коснулись подбородка, Марк вскинул голову и застыл оттого, что мажор был слишком близко.

Старков тоже не шевелился. О чем тот думал, Белов не знал, его же собственные мысли бегали по голове, как перепуганные китайцы-нелегалы во время нашествия агентов миграционной службы.

Легкое движение большого пальца вверх по щеке послужило сигнальным свистком.

Марк вздрогнул и слегка отодвинулся.

– Я… я в порядке, – встать получилось только со второго раза, потому что ноги дрожали, а руки Игната он проигнорировал, предпочтя им гладкую стену.

– Давай помогу, сейчас снова ебнешься, – сказал Старк.

– Не надо, – закачал головой так, что та чудом удержалась на шее. – Я сам. Что тут идти?

Действительно, оставалась пара ступенек, и вот уже в коридоре виднелась дверь медпункта.

Только пройти эту пару ступенек Марк предпочел жопой вперед, не разрывая зрительного контакта с одноклассником. Тот тоже медленно спускался следом. Не столько для того, чтобы проводить, сколько для того, чтобы успеть словить в случае чего. Потому что видок у Марка был тот еще. Как на ногах стоял – вообще удивительно.

– Осторожно, – в очередной раз сказал Игнат, глядя, как тот чуть не навернулся.

Наконец, лестница была позади, и, все же решив развернуться, Белов припустил в сторону медпункта.

Старку только и осталось, что смотреть ему вслед и бормотать:

– И как дожил до семнадцати? С такой-то координацией? – вспомнив, что его ждут на уроке, он поплелся обратно в класс.

Залетев в медпункт, Марк перепугал медсестру, которая пила чай, не отрывая глаз от телефона.

– Что у тебя?

«Пиздец у меня!»

– Голова болит.

– А чего носишься, если голова болит? – недовольно спросила женщина.

– Я не носился.

– Здрасте. А сердце чего так колотится?

«Хуй его знает», – подумал, но озвучивать не стал. Бегал, так бегал.

Осмотр показал небольшую температуру и повышенное давление, поэтому, сообщив классной и учителю алгебры, медсестра отпустила его домой. Предварительно напомнив, что это единичный случай, и для более длительных пропусков нужна справка из поликлиники.

Ещё несколько дней спустя.

К тому времени, когда Марк проснулся, папа уже уехал, оставив на столе деньги и записку.

«Матрешка, меня ночью не жди. Заплати коммуналку, загляни в холодильник и купи пожрать после учебы. Завтрак сам себе сообразишь, а то я с недобритой харей поеду».

– Как мило, пап, – прочитав записку, зевнул Марк.

В принципе, это было одно из стандартных вариантов утра в семье Беловых. Таким уж у Марка был папа.

Разница в восемнадцать лет, конечно, чувствовалась, и для сына авторитет отца был бесспорным. Но, как казалось Марку, у родителя все же иногда детство в жопе играло. Вам отцы ночью шнурки в кроссовках меняли на розовые? А ему – да.

И такие приколы происходили раз в пару месяцев. В конце десятого класса, когда Борис Андреевич забирал пьяного сына из кафе, где тот с классом отмечал окончание учебного года, он прямо так и заявил:

– Умоляю, порадуй меня, скажи, что ты там кого-нибудь натянул? – его не волновало, что отпрыск упился в сопли. Его даже не волновало, что он может заблевать заднее сиденье его «малышки». Его волновало, что сын все ещё девственник.

А наутро, когда крошка-сын умирал с похмелья, батя, еще вчера умудрившийся осмотреть вещи Марка и не обнаруживший никаких признаков блуда, подал ему шипучку с обреченным выражением лица:

– Боже, в тот день, когда ты придешь домой с лифчиком в кармане или без трусов, я, наверное, зарыдаю от счастья, – возводил он глаза к потолку.

Поэтому, когда ЭТО, наконец, произошло, первым узнал Борис Андреевич. Марк прошел в зал, где отец смотрел футбол.

– Выдохни, у меня сегодня был секс! – торжественно заявил он. – С девушкой, – на всякий случай уточнил.

И Борис Андреевич выдохнул. С таким облегчением, словно ему сообщили, что с сына сняли обвинения в деле о серийных убийствах. Два дня обмывал это «знаменательное событие», а после добавил к постоянным подъебам ещё