Читать книгу - "Глаза и уши режима: государственный политический контроль в Советской России, 1917–1928 - Владлен Семенович Измозик"

В частности, там говорилось: «Необходимо в каждой губернии обзавестись, по крайней мере, одним таким товарищем, который мог бы сам, оставаясь в стороне или очень мало участвуя в управлении губернией, мог бы наблюдать за политической жизнью, оценить ее и сообщать нам результаты его обследования. Товарищ этот должен уметь быстро ориентироваться, обладать располагающей внешностью, знать людей, уметь подойти к ним, и, главное, он должен быть хорошо политически грамотным». Такие «товарищи» «могут совмещать свою работу в одном из местных органов с работой у нас». Их задача — «информировать нас о зловещих явлениях, которые иногда упускаются или опускаются местными губчека, о работе комиссаров, губисполкомов, губкомов, губчека, о настроениях и группировках местных работников, их взаимоотношениях и пр.». Одновременно предлагалось создание передвижных групп для обследования губерний [314]. Все это означало бы слежку уже за тысячами ответственных работников-коммунистов, тотальное недоверие самому партийному аппарату и его органам.

Такая идея в тот момент показалась, видимо, слишком опасной для самой партии и была отвергнута. К сожалению, нам не удалось найти других сведений о судьбе этого письма, его обсуждении, но о его решительном неприятии говорят более поздние документы. Пленум Кавказского бюро ЦК РКП(б) 7 января 1921 года постановил: «Сообщить <…> всем парткомам, а также органам чека, что согласно заявления предвечека республики Дзержинского, установление слежки за ответственными партийными работниками без ведома парткома считать недопустимым, а лица, нарушающие этот порядок, подлежат аресту» [315].

15 декабря 1921 года на это вновь указывала телеграмма полномочным представителям ВЧК, председателям губЧК и начальникам Особых отделов, копия которой была направлена секретарю ЦК В. М. Молотову. Подписанная заместителем председателя ВЧК И. С. Уншлихтом и руководителями Секретно-оперативного и Административно-организационного управлений В. Р. Менжинским и С. Ф. Реденсом, она напоминала, что «всякая слежка за ответственными губернскими, областными и центральными партработниками строго воспрещается. Виновные в нарушении этого приказа будут строго караться» [316]. Как видим, партийный аппарат стремился оградить себя от слежки со стороны органов ВЧК.

Вместе с тем следует помнить, что то или иное распоряжение вовсе не означало автоматического его соблюдения. В частности, в ходе конфликта в партийных верхах осенью 1921 года в Петрограде Г. Е. Зиновьев на заседании губернской контрольной комиссии 22 октября обвинил председателя Петроградской ЧК Б. А. Семенова в организации слежки за руководящими партийными работниками И. П. Бакаевым, С. М. Гессеном, Г. Е. Евдокимовым и М. М. Лашевичем. Б. А. Семенов отрицал это и доказывал, что ему «приходится вести наблюдение за политическим противником, получив на это соответствующие директивы ПК», а обвинения связаны с тем, что он принадлежит «к той группе товарищей, которые высказывают претензии товарищу Зиновьеву». Губернская КК записала в своем решении, что «не нашла ни единого факта, подтверждающего заявление т. Зиновьева» [317]. Главное в данном эпизоде, независимо от его достоверности, что такое обвинение могло возникнуть и что разбор его проходил на официальном уровне.

Такие явления наблюдались и в других регионах. В Сибири в начале 1920‑х томские чекисты перлюстрировали корреспонденцию, отправляемую секретарям ЦК, тюменские — следили за секретарем губкома РКП(б). Начальник отделения линейной ТЧК ст. Красноярск Буйволов со 2 декабря 1921 года установил слежку за деятельностью президиума Енисейского губкома «на предмет установления, какие секретные собрания бывают в губкоме» и без ведома секретаря губкома допрашивал его сотрудников. Губком тут же сместил и арестовал Буйволова [318].

В Азербайджанской ССР в 1920–1923 годах противоборствующие группировки использовали связи с руководством республиканской ЧК — ГПУ в борьбе за власть. С сентября 1920 года заместителем председателя Азербайджанской ЧК, а затем и заведующим Секретно-оперативным отделом являлся А. Кавтарадзе. Комиссия по «делу Кавтарадзе» 6 февраля 1921 года установила, что местные чекисты устанавливали взаимную слежку. Агент ЧК Д. Чечелия по указанию А. Кавтарадзе подслушал телефонный разговор между председателем республиканской ЧК Э. Ханбудаговым и наркомом путей сообщения Ч. Ильдырымом. Также выяснилось, что Кавтарадзе разглашал секретные постановления Политбюро ЦК АКП(б) в отношении ставленников председателя СНК Азербайджанской ССР Н. Нариманова. В результате Кавтарадзе был снят со своего поста [319].

Но это не означало прекращения межклановых усобиц. В свою очередь, Н. Нариманов при содействии М. Дж. Багирова, ставшего 10 февраля 1921 года председателем Азербайджанской ЧК, нанес удар по Р. Ахундову, занявшему пост секретаря ЦК АКП(б) в начале 1921 года. В конце мая 1921 года сотрудники ЧК, якобы случайно, арестовали торговца оружием Гасана Алиева. Во время допроса выяснилось, что квартира, где жил Алиев, принадлежит семье Ахундова. В квартире в ходе обыска были найдены документы партии эсеров, компрометировавшие Ахундова. В результате в середине июня 1921 года на заседании Политбюро и Оргбюро ЦК АКП(б) Р. Ахундов отказался от поста «постоянного» секретаря ЦК. Зато после снижения политического влияния Н. Нариманова в 1923 году М. Дж. Багиров начал преследовать его близких сторонников [320].

Зато партийной поддержкой продолжала пользоваться идея самого широкого участия коммунистов в деятельности ВЧК. 6 августа 1920 года появилось обращение «Всем губкомам РКП», подписанное заместителем председателя ВЧК И. К. Ксенофонтовым. Он утверждал, что «история скорее простит нам излишнюю решительность, чем мягкотелость», и далее делал следующий вывод: «Желательно усиленное привлечение наибольшего количества партийных работников не только к прямой работе в ЧК, но и к косвенному сотрудничеству, к осведомлению, каковое является основой работы ЧК. Вот почему ВЧК всегда указывала на необходимость обязать всех коммунистов быть осведомителями, ибо борьба с контрреволюцией есть общая задача партии» [321].

В условиях Гражданской войны руководители же ВЧК стремились насадить тотальное доносительство. Уже знакомый нам М. Я. Лацис писал: «Каждый гражданин должен быть и красноармейцем, и сотрудником Чрезвычайной комиссии. Только при этом условии мы победим» [322]. Тем не менее руководство ВЧК было недовольно качеством работы осведомителей. В циркулярном письме от 1 сентября 1920 года «О положении и работе в органах ЧК на местах» подчеркивалось: «…на местах плохо обстоит дело с осведомлением, почему ЧК часто лишена возможности выполнить свою работу успешно. Нужно <…> добиться того, чтобы у ЧК всюду и везде были зоркие глаза и надежные уши» [323].

Каковы же были реальные размеры обычного «осведомления» и «коммунистического осведомления» и его эффективность? В Сибири в октябре 1920 года председатель Енисейской губЧК Р. К. Лепсис констатировал «полнейшее отсутствие работы» в уездах и воинских частях. К июлю на 28 волостей Тюменского уезда имелось 25 сексотов. В Тобольском уезде