Читать книгу - "Философия ужаса - Ноэль Кэрролл"

Чтобы разобраться в этой теории, давайте рассмотрим полезный пример, приведенный Уолтоном. Представьте, что ребенок играет со своим отцом в игру "Монстр". Отец воображает, что он тролль, пожирающий девочек, и каждый раз, когда он приближается к дочери, она кричит и убегает от его прикосновений. Она притворяется, что испытывает ужас перед каждым его движением, и пытается укрыться за стулом, испуская леденящие кровь крики. Точно так же Чарльз, ради удовольствия и развлечения, верит, что ему угрожает Зеленая слизь, и выплескивает придуманный ужас любым способом, который считает подходящим.

Критикуя иллюзорные теории вымышленной веры, я отметил, что если бы человек действительно находился в иллюзии, что Зеленая слизь продвигается вперед, он бы не вел себя так, как ведут себя в кинотеатрах; он бы ушел оттуда. Точно так же, если бы ребенок находился в иллюзии, что его отец - тролль, он не стал бы прятаться за стулом, не стал бы отмахиваться от попыток матери остановить его грубости (ведь она не поверит, что это была просто грубость). Но она знает, что отец только притворяется троллем, и ее ужас тоже только притворный. Тот факт, что она знает, что игра понарошку, объясняет ее поведение - объясняет тот факт, что она не ведет себя так, как вел бы себя по-настоящему ужаснувшийся человек в присутствии тролля.

Точно так же Чарльз вступает в игру с фильмом. Вымысел дает основу для определенных притворных убеждений, которые Чарльз затем использует для игры в притворный страх. Он не спешит покинуть кинотеатр, он слишком занят игрой в притворство. Он не пугается зеленой слизи так, чтобы предположить ее смертельное существование. Он притворяется, что испытывает ужас. И это объясняет реальное, не защитное поведение нормальных кинозрителей на фильмах ужасов, которое, к тому же, оставалось бы загадочным в рамках теории иллюзий.

То, что эмоции Чарльза - притворные, порожденные игрой в кино, не исключает того, что они интенсивны. Ведь человек может быть интенсивно вовлечен в игру, как он может быть интенсивно вовлечен в игру вообще. Согласно Уолтону, эта притворная эмоциональная игра начинается с того, что Чарльз, поверив, что его преследует Зеленая слизь, испытывает "квазистрах" - состояние, включающее физиологические аспекты (например, повышение адреналина в крови) и психологические аспекты (например, чувства или ощущения, связанные с повышением адреналина).

То есть Чарльз, притворяясь, так сказать, персонажем вымысла, в котором на него нападает зеленая слизь, верит, что слизь-чудовище якобы угрожает его жизни. Чарльз знает и верит (de re), что слизь преследует его (de dicto). И это прежнее убеждение вызывает у Чарльза состояние квазистраха - он чувствует, как колотится его сердце, как напрягаются мышцы и т. д. Страх Чарльза - это мнимый страх, потому что он основывается на том, что мнимо истинно в вымысле, и дополняется реакцией Чарльза на это.

Чарльз воспринимает состояние, в котором он находится, как квази-страх, а не квази-гнев, квази-растерянность и т. д., потому что оно порождено верой в то, что слизь якобы нападает на него. Квазистрах Чарльза является результатом осознания того, что слизь угрожает ему. Таким образом, Чарльз понимает, что должен реагировать на фильм притворным страхом. То, что испытывает Чарльз, - это не притворный страх; то, что он испытывает, - это квазистрах. И его осознание того, что чувство, возникающее при взаимодействии с вымыслом, является квазистрахом, заставляет его продолжать игру в притворство в терминах притворного страха.

Конечно, может показаться странным утверждать, что Чарльз играет в игру, в которой он притворяется, что боится, только потому, что игра предполагает некие правила или принципы, и, если его спросить, Чарльз, возможно, затруднится назвать правила своей игры. Но, как утверждает Уолтон, очень часто правила игры в притворство остаются неявными или неустановленными. Он утверждает:

Принципы притворства, действующие в игре, не обязательно должны быть сформулированы явно или сознательно приняты. Когда дети соглашаются позволить шарикам грязи "быть" пирожками, они фактически устанавливают множество невысказанных принципов, связывающих выдуманные свойства пирожков со свойствами шариков. Неявно подразумевается, что размер и форма глобусов определяют воображаемые размер и форму пирогов; например, подразумевается, что воображаемый пирог будет размером в один ладонь, на тот случай, если таков размер соответствующего глобуса. Подразумевается также, что если Джонни бросает в Мэри глобус, то, по идее, Джонни бросает в Мэри пирог. (Не понимается, что если глобус на 40 процентов состоит из глины, то и пирог, надо полагать, на 40 процентов состоит из глины).

Таким образом, полагает Уолтон, тот факт, что Чарльз не может сформулировать правила игры, в которую он играет, не противоречит тому, что Чарльз играет в игру. Более того, выдуманный страх Чарльза перед слизью не обязательно должен быть сознательным или рефлексивным действием. Он мобилизуется автоматически благодаря осознанию своих квазистрашных ощущений, чья идентичность и прогресс доступны ему через интроспекцию. Ценность этой эмоциональной притворной игры с вымыслами заключается в возможностях, которые она предоставляет нам, чтобы сделать открытия о наших чувствах, принять их или очиститься от них, выпустить наружу подавленные или социально неприемлемые чувства или эмоционально подготовить себя к возможности будущих ситуаций, обеспечив "практику" реагирования на вымышленные кризисы.

Самой сильной поддержкой теории притворного страха Уолтона является то, что она предлагает способы решения определенных головоломок. Таким образом, любая конкурирующая теория страха перед фикциями должна будет, по крайней мере, решить те же головоломки, что и уолтоновская, а также, возможно, показать ограниченность уолтоновских решений. Самая важная головоломка, которую она решает, конечно же, заключается в том, как мы можем бояться того, чего, по нашему мнению, не существует. Теория притворства отвечает на этот вопрос, говоря, что на самом деле мы не боимся фикций, мы притворяемся, что боимся фикций, и это притворство логически не предполагает, что мы верим в то, что нам угрожает опасность или что Зеленая слизь существует. Уолтон устраняет противоречие, отрицая "веру в существование" на том фланге головоломки.

Уолтон также приводит несколько других головоломок, которые, по его мнению, решает его теория. Например, когда мы говорим о вымыслах, мы склонны говорить такие вещи, как "Гек Финн и Джим жили на плоту", а не "В вымысле Гек Финн и Джим жили на плоту". Другими словами, мы обычно говорим о содержании вымыслов, не добавляя модального уточнения "в вымысле". Уолтон утверждает, что мы не делаем этого в отношении других интенсиональных контекстов: мы говорим "О'Брайен считает, что Папа - ирландец", а не "Папа - ирландец", когда мы говорим в контексте убеждений О'Брайена. Более того, Уолтон утверждает, что это не просто вопрос экономии. По его теории,