Читать книгу - "Город отголосков. Новая история Рима, его пап и жителей - Джессика Вернберг"

и кровью – его, Риенцо, руками. В 1350 году несокрушимая самоуверенность привела его в Прагу, ко двору короля Карла IV. Там он сообщил королю Богемии, что будет императором Последних Дней.

Это пророчество не нашло внимания, и Кола очутился «не в тюрьме, но под стражей» [94]. Позже его переправили в Авиньон, где папа еще раз превратил его в символ. В Риме опять возобладали бароны, и папе – теперь это был Иннокентий VI (1352–1362 гг.) – нужно было послать им понятный знак своей власти. Таковым и стал Кола, освобожденный и возвращенный в Рим в роли сенатора. Прощая Риенцо, папа давал понять, что располагает в Риме преобладающей властью, может заточать в тюрьму, а может и миловать. Кола побывал и христианским владыкой, и республиканским представителем; потом он заделался предвестником пламени Страшного суда. Теперь он вернулся в Рим живым символом папского главенства. Но, меняя маски, Кола не менялся сам. В роли сенатора он опять стал тираном. И народ опять рассвирепел. В 1354 году взбешенные римляне заколют его между мраморными львами у подножия Капитолийского холма [95]. Место, где Кола испустил дух, лучше всего воплощало те идеи, которые он пытался, но не сумел воплотить в жизнь: он умер в тени Сенаторского дворца и церкви Санта-Мария-ин-Арчели, там, где императору Августу (27 г. до н. э. – 14 г.) рассказали о скором пришествии Христа [96].

* * *

В отличие от Риенцо, у пап была древняя, неискоренимая связь с городом и народом Рима. Однако эта связь необязательно делала сожительство с ними удобным. Для возвращения на престол наследник Иннокентия, Урбан V (1362–1370 гг.), вынужден был сражаться, но и после этого ему приходилось несладко. Усилия Урбана направлялись кардиналом Жилем Альваресом Каррильо де Альборносом. Аристократ, политик, юрист и бывший крестоносец, он был одним из самых выдающихся испанцев своего времени [97]. Как и Кола, Альборнос гнал злопамятную знать с государственных постов. Он также сотрудничал с Карлом IV, к тому времени императором Священной Римской империи. К 1363 году они начали усмирять бушевавшее в Риме насилие. Только после этого они смогли направить свои усилия на север, против семей, посягавших на папские земли. Эти войны были дорогостоящими, а французские прелаты все равно сопротивлялись возвращению в Рим. В 1367 году Урбан и император достигли наконец своей цели. Увы, кардинал Альборнос не дожил до этого дня.

В октябре того года жители Рима, разинув рты, любовались иноходцем, на котором въезжал в их город папа. Стремя ему держал сам император Священной Римской империи. Церемонии отличались роскошью. Урбан короновал супругу Карла как императрицу в базилике Святого Петра. По прошествии шести десятилетий папа вернулся в Рим, и казалось, вместе с ним вернулись былые времена. Однако он добился реставрации только благодаря победе народа Рима. Этот народ расчистил ему путь для почти беспрепятственного возвращения. При этом народ сохранил и приумножил многие свои привилегии, добытые без него: представительство в городском управлении, престижное участие в миротворческих ритуалах, участие в патронаже над Церковью и в ее повседневной жизни [98]. Многие из этих обычаев и привилегий сохранятся и будут расти параллельно с властью папы, даже если ответственность за управление Римом во всей ее полноте и возвращена наследнику Петра [99].

Рим жаждал папу и в некотором смысле нуждался в нем. Однако перемена оказалась непростой и вскоре даже стала казаться неудачей. Не прошло и двух лет, как Урбан задумал опять поменять Рим на Авиньон. Настигнув папу в летней резиденции в Монтефьасконе, Бриджет Шведская обратилась к нему со словами Девы Марии. Богоматерь явилась Бриджет во сне и предупредила, что возвращение в Авиньон станет для папы «ударом, от которого он лишится зубов и содрогнется весь, с головы до пят» [100]. Но предостережения Бриджет были тщетны. Вскоре флотилия из 35 судов забрала папу из Италии. Прибыв в Авиньон в конце сентября 1370 года, он умрет, не дожив до Рождества. Бриджет и Дева Мария оказались правы.

Зато Григорий XI (1370–1378 гг.), решительный наследник Урбана, спокойно и неторопливо вернет римскую курию обратно к престолу святого Петра. Его тоже будет отчитывать святая того времени, Екатерина Сиенская. «Кто, будучи в своем уме, – обратится она к нему, – не увидит, что самое святое для владыки мира – это восседать на собственном троне?» [101] Для Екатерины все было очевидно. Папский Рим подобен головоломке: он обладал способностью выживать почти во всей полноте даже без своего центрального звена. Но при этом его сущность и структура без пап подвергались коренному ослаблению. Для них долгое отсутствие тоже не осталось без последствий: вне контекста Святого престола они теряли в престиже и в значимости. Но теперь папы все же вернулись в Рим. В грядущие века авторитету и структуре Рима предстояло еще одно потрясение. Однако в неспокойные годы папы обретут спасение в Вечном городе, ваяя из него изысканное и сильно укрепленное свидетельство верховной апостольской власти.

III

Возвышение и падение царственного папства

Знаменитая римская «говорящая статуя» Пасквино, на постаменте которой простые люди оставляли надписи, часто с критикой пап

؂

6

Отголоски Античности: ренессанс папского Рима

Летом 1426 года по улицам Рима тянулась толпа в 25 тысяч человек [1]. В нетерпеливом желании смыть пыль и утолить жажду мужчины и женщины толкались на берегах Тибра. Единственным дополнительным источником живительной влаги служил акведук Акво-Вирго в нескольких минутах хода от нынешнего фонтана Треви. К концу XV века вода акведука потечет беспрепятственно, но летом 1426 года это был всего лишь тоненький ручеек зловонной жижи [2]. В испепеляющую летнюю жару большинство римлян было озабочено тем, чтобы сохранить прохладу. Но в одном из районов города людей напугал истошный крик мальчугана, которому грозила смертельная опасность. В одном небогатом доме старик застал сцену борьбы ребенка с кошкой, царапавшей ему лицо; барахтаясь под зверем, ребенок уже задыхался. Старику, несмотря на преклонные лета, хватило прыти: он спас ребенка, пустив в ход шпагу. По рассказам римлян, другим детям, к которым наведалась эта кошка, повезло меньше. За их гибель поплатился не зверь, а некая женщина.

8 июля 1426 года Финичеллу связали и сожгли заживо на Капитолийском холме [3]. С середины XVI века преследованием ведьм в Италии уже занималась римская инквизиция, но Финичелла стала жертвой прежних хаотических практик. В попытке отвести от себя обвинения в поощрении магии монах Бернандино Сиенский посеял в Риме панику, распустив слух о зловещих колдуньях [4]. В хрониках говорится о встревоженном городе и о том, что «весь Рим собрался посмотреть» на женщину, превращавшуюся в кошку и пожиравшую невинных младенцев [5]. Убийцу в Финичелле опознали по ране, нанесенной стариком кошке. С точки зрения зевак, на Капитолийском холме восторжествовала справедливость. Холм опять превратился в постоянный центр Римской коммуны. Эпоха народных трибунов, таких как Кола ди Риенцо, миновала, распри баронов поутихли. На этом холме, в Сенаторском дворце, сенаторский суд «капитолийской курии» решал судьбы сотен людей. Как и повсюду в мире, римская юстиция дозволяла простому люду наблюдать за судами и за наказаниями, включая казни.

Однако живая реальность правосудия в Риме оставляла много вопросов [6]. Судьба Финичеллы и других приговоренных к смерти была ужасной, но этим не исчерпывалась бесконечная людская драма. Система правосудия была столь же многолика, как сама толпа: в ней встречались как бесноватые, так и праведные христиане, призывавшие преступников к покаянию. К XV веку в городе было восемь правоохранительных формирований: от людей управляющего Рима – близкого к папе чиновника, разбиравшего преступления в диапазоне от содомии до предсказаний судьбы, – до низших sbirri (квартальных), вызывавших ненависть взяточничеством: эти разоблачали случаи супружеской неверности и насаждали законность тяжелой рукой [7]. Судов тоже было множество. В суде генерального викария священников, семьи и просто случайных людей судили за безнравственность [8]. На Капитолийском холме разбирали гражданские иски и уголовные дела. Управляющий городом часто обладал наибольшей властью. Оказавшийся в поле зрения его суда мог попасть в тесную тюремную камеру в Curia Savelli или в квартале Tor di Nona, напротив замка Святого Ангела, куда заточали крупных злоумышленников. Но даже сам управляющий не мог заниматься делами высокопоставленных, всесильных и священных персон, вызвавших у него подозрение [9]. Всю эту пеструю судебную иерархию венчал опять-таки папа. Это он назначал