Читать книгу - "Большое шоу в Бололэнде. Американская экспедиция по оказанию помощи Советской России во время голода 1921 года - Бертран М. Пэтнод"

Дюранти, который сделал один из своих лучших репортажей об этой истории, утверждал, что большевики в целом были удивлены тем, насколько слабое народное сопротивление они встретили. Это, по его мнению, побудило их провести в 1922-23 годах публичные судебные процессы над духовенством, обвиняемым в подстрекательстве общественности к противодействию кампании, которая привела к казни нескольких московских и петроградских священников, включая архиепископа Вениамина и митрополита Петроградского. Суд над Тихоном несколько раз откладывался, и он был освобожден в июне 1923 года после признания своей вины и клятвы в верности советскому правительству. Русская православная церковь все еще была жива, но это был живой труп.

Хотя АРА надеялась избежать участия во внутренней политике СССР, она не смогла оградить себя от этих событий. Поскольку церковные сокровища экспроприировались якобы для того, чтобы оплатить помощь голодающим, и поскольку АРА возглавляла крупнейшую зарубежную операцию по оказанию помощи, вероятно, было неизбежно, что в сознании населения, особенно крестьян, будет проведена связь между реквизициями и американской помощью. По большей части это происходило спонтанно, но там, где требовалась помощь, большевики были готовы соединить точки.

С самого начала американские работники гуманитарной помощи были осведомлены о деликатном отношении советских властей к церковному вопросу, о чем они могли судить по враждебности властей к выбору ими священников для работы в продовольственных комитетах АРА. Это была обычная процедура в предыдущих миссиях. Священник, как и местный врач, считался естественным кандидатом на это задание, поскольку можно было предположить, что он лично знаком с большинством людей в общине. Но в большевистской России некоторые старые порядки изменились, как чиновники поспешили объяснить тупым янки.

В «Истории Симбирска», как в одном из многих примеров, отмечается, что назначение священника в комитет АРА в этом городе в октябре 1921 года «разворошило осиное гнездо». Рейн, глава местного совета, запретил отбор и не потерпит возражений по этому вопросу, заявив, что его правительство возражает «по причине морального и политического характера любого представителя церкви в этих комитетах». Это тем более, что по законам нашей Конституции упомянутый элемент, будучи вредным для молодого поколения, лишен всякого активного или пассивного участия в нашей работе». Обычной практикой окружных депутатов АРА было уступать таким протестам в соответствии с их инструкциями избегать политики.

Помимо соображений эффективности, официальная враждебность к набору священников не особенно волновала работников по оказанию помощи, чье очевидное сочувствие к проигравшим в Революции не распространялось на православное духовенство как группу. Большинство американцев говорили, что их тронула таинственная красота православных церквей и богослужения: богато украшенные облачения, молящие прихожане, навязчивые интонации, горящие благовония и, в конечном счете, удручающая продолжительность. Чайлдс писал: «Когда он стоял там с этими крестьянами, с сердцами детей, которые крестились и падали ниц перед изваяниями, можно было представить, что он шагнул из 20-го века в досредневековые времена».

Но когда дело доходило до вопроса теологии, американцы склонялись к мнению, что религиозная вера русских простиралась не дальше бездумного соблюдения ритуала, что они были не столько религиозны, сколько суеверны. При этом сотрудники службы помощи были лишь последними в длинной череде иностранных наблюдателей, пришедших к такому выводу. Если бы эти американцы изучали российскую историю, они могли бы, как некоторые из их предшественников, подкрепить свои личные наблюдения цитатами из исторических документов, таких как «Первичная хроника». Там написано, что в 988 году киевский князь Владимир выбрал для своего народа греческую православную веру, потому что его эмиссары вернулись с сообщениями о потрясающей красоте Константинополя — «мы не знали, на небе мы или на земле» — и его местах и формах богослужения. То есть с самого начала эстетика, казалось, имела приоритет над теологическим содержанием.

Зацикленность русских на религиозных ритуалах была стандартной в рассказах путешественников и продолжалась в послереволюционный период, когда обстоятельства подняли ее на новые высоты абсурда в истории, впервые широко освещенной на Западе журналистом Артуром Рэнсомом в 1919 году. Рэнсом наблюдал, как россияне преклоняли колени и крестились перед табличкой, прикрепленной к стене здания, примыкающего к Московской городской думе. Вывеска гласила: «Религия — опиум для народа». Французский журналист Андре Моризе сказал, что читал описание этой сцены Рэнсомом, но не верил в это, пока не увидел собственными глазами летом 1921 года. Никто из представителей АРА, похоже, не обратил на это внимания, хотя несколько человек в Москве наблюдали, как мужчины и женщины регулярно останавливались, чтобы перекреститься перед вывеской «Американская столовая».

В ленинской России, когда дело доходило до священных предметов, иногда приходилось брать то, что удавалось достать. Спивак рассказывает о двух крестьянах, которые закончили свой визит к Калинину тем, что побродили по приемной, очевидно, в поисках чего-то. «Что вы ищете?» — спросил советский Маленький отец. «Икона», — последовал ответ. «Мы должны поговорить с Богом, прежде чем закончим». Секретарь Калинина сказал им, что иконы убрали. «Оба крестьянина скорбно покачали головами. Они ждали. В конце концов они свалили. Организованная религия как сила в России мертва. Но формы остались».

Формы, возможно, остались, но как насчет содержания? Ответ Дюранти заключался в том, что для таких крестьян и большинства других русских православная вера была всего лишь «суеверным ритуалом», «церемонией, которую они проходили в установленные сроки, не оказывая при этом существенного влияния на их жизнь». Но большевики становились все менее терпимыми к подобным привычкам, и даже после того, как в 1922 году кампания по экспроприации церковных ценностей завершилась, пропагандистская кампания против религии продолжалась. Наиболее интенсивная атака произошла на русское Рождество 7 января 1923 года, когда в крупных городах прошли массовые демонстрации, высмеивающие божества различных религий. Москва была местом самого масштабного мероприятия, которое корреспондент Маккензи назвал «карнавалом против религии». «Процессии формировались в разных районах в полдень и маршировали по улицам до наступления темноты, неся гротескные манекены священных персонажей». Среди них были Иисус, Будда, Конфуций, Мухаммед и Дева Мария. Селдес говорит, что «Еврейские пророки были карикатурами на мужчин с длинными бумажными носами, одетых в еврейские молитвенные одеяния и носящих филактерии между ног и на заднице».

Это было похоже на цирковой парад, который закончился на территории палаток, где все клоуны, акробаты, фокусники и шуты продолжали показывать свои номера тут и там перед восхищенными колоннами марширующих и небольшими группами аплодирующих людей. Только эти клоуны и шарлатаны подражали священникам и раввинам, подражая православным молитвам и песнопениям, пародируя религию и ритуал.

Маккензи узнал, что исполнителями были в основном студенты Коммунистического рабочего университета и Университета Дальнего Востока.

Парни и девушки маршировали, взявшись за руки, многие из них были пьяны от возбуждения или других стимуляторов, смеялись, шатались и фыркали. Впереди шли всадники с антирелигиозными знаменами. Грузовики перевозили