Читать книгу - "«Верный Вам Рамзай». Рихард Зорге и советская военная разведка в Японии. 1933–1938 годы. Книга 3 - Михаил Николаевич Алексеев"

„ЗОРГЕ ИКА РИХАРДОВИЧ б/н

Немец. Род[ился] в Баку в 1895 г. Жил и воспитывался с раннего детства в Германии. Подданство немецкое. Чл[ен] КПГ – с 1919 г. Чл[ен] ВКП(б) – с 1925 г. В РУ с 1929 г.

С 1929 г. по 1933 г. – нелегальный резидент в Шанхае.

С 1933 г. – нелег[альный] резидент в Токио.

В 1935 г. приезжал в Союз на один месяц.

Политически совершенно не проверен.

[Имел связь с троцкистами]* [Судя по получаемым от него материалам]** [Политического]* доверия не внушает. Почта, как правило, загружается легальными брошюрами на японском языке. Материал [получается несвоевременно]* [на немецком языке имел бы ценность, если бы получался своевременно. Однако обычно получаемый материал имеет большую давность.]**

Телеграфная информация не выходит из пределов уже имеющейся у нас информации, получаемой ранее информации Зорге.

[Отмечается нечестность в финансовых делах.]** В [финансовые]* отчеты включает людей, от которых мы фактически ничего не имеем и, несмотря на неоднократные запросы, не знаем этих людей. Включает в отчет ежемесячно расходы на переводчика – никакого же переводного материала мы не получаем.

По своему положению Рамзай мог бы давать нам очень много полезного материала. [По-видимому, из нежелания делать это для нас.]*

[Следует]** Отозвать [и исключить из РУ.]*“

Без подписи и даты.

* Вписано от руки.

** Вычеркнуто от руки.

Авторы даже не удосужились проверить по личному делу сроки пребывания „Рамзая“ в Китае: с января 1930-го по ноябрь 1932 г.

Переводчик – Акияма Кодзи („Аки“) – использовался Мияги лишь для перевода на английский добываемых японских материалов. Зорге можно упрекнуть лишь в том, что он не считал нужным указывать, что передаваемые им материалы переведены с японского, так как ему это представлялось очевидным.

Для Зорге в это время отъезд в Москву был вопросом решенным.

„Мемо. 2-го октября Рамзай сообщает, что Густава консул отговаривает брать визу через Висбаден. Маньчжурская виза может быть получена немедленно. Так как сам Рамзай при поездке в ноябре, по особым причинам должен будет поехать в Европу через Голландию и Восточную Индию, то ему хотелось бы отправить почту с Густавом.

Последние деньги он получил в июне, о чем сообщил в июле. Из этих денег было приказано передать Ингрид около 1.000 ам. дол. и 40 ам. дол. он должен был передать на легализацию Фрица.

Фриц получил в этом году только в январе через курьера 2.000 ам. дол. и ничего больше. Директор в письме от 21 фев. обещал на легализацию 3.000 амов, но он ничего не получил.

Рамзай считает, что он мог бы обойтись полученными деньгами, если не нужно было бы давать денег на дорогу Ингрид, Густаву и его жене, а также, если бы не нужны были деньги на его личную поездку, а также для того, чтобы оставить некоторую сумму Фрицу, Жиголо, Джо и Отто.

Он просит снова выслать 3.000 ам. дол. вместо 500 на счет Фрица.

Сообщает, что ИНГРИД выезжает из Цуруга 6 окт. В Висбадене будет 9-го, просит обеспечить ее деньгами…“

„Мемо. 5-го окт. Рамзай сообщил, что Ингрид выезжает, приедет в Висбаден 9-го окт. Густав выезжает через Маньчжурию, так как консул препятствовал в выдаче визы через Висбаден.

Просит сообщить о его работе или выезде в ноябре (здесь и далее выделено мной. – М.А.). Телеграмма была им послана в сентябре 20-го“.

„Мемо. Рамзай 8.X.37 г. просит сообщить ему о благополучном приезде Ингрид в Висбаден.

Сообщает, что Густав и его жена выезжают 14-го, в Маньчжурии будут 18-го. Просит найти их в деревне с помощью Ингрид. Указывает, что виза им обеспечена до деревни и что жена Густава едет по другой фамилии, чем он сам, у нее швейцарский паспорт“.

„Мемо. 7.Х.37 г. сообщено Рамзаю, что в связи с осложнением обстановки на островах и материке Ваша поездка в деревню откладывается до весны. До этого времени организационные формы Вашей фирмы остаются прежние. Напоминаю основные задачи: своевременное выявление элементов непосредственной подготовки к выступлению против СССР. Примите все меры к сбору достоверных сведений и немедленной информации по вопросам перебросок и перегруппировок войск, реорганизации и перевооружения армии, формирования новых частей, внешне и внутриполитическим мероприятиям. Густаву разрешаю ехать через Маньчжурию. Почты с ним не посылать.

Важнейшие сведения из почты передайте кратко телеграммой.

На банк Фрица перевожу из Америки 2000 амов для Фрица и 2000 по Вашей смете до 1 февраля. Деньги переведу по частям. каждое получение подтверждайте телеграфом.

Ваше возмущение запросом о шифре необоснованно. Трудности Вашей работы учитываю полностью, но оставляю за собой право выяснения неполадок в работе“.

Можно только гадать, почему было отменено решение отозвать „Рамзая“ и ликвидировать резидентуру. Невзирая на связь „Рамзая“ с многочисленными „врагами народа“, невзирая на уверенность, что он, как минимум, „как наш работник немцам известен“ (и даже на „вероятности“, „что Рамзай сам стал предателем“) резидентуру сохранили. Видимо именно потому, что она единственная, в отличие от резидентур под прикрытием официальных представительств (которые будут ликвидированы с началом войны с Японией), регулярно давала ценную информацию, которая докладывалась руководству страны. Заслуга в отмене приказа о ликвидации резидентуры „Рамзая“ и отзыве Зорге принадлежит заместителю начальника Разведупра Семену Григорьевичу Гендину.

В 1955 году М. И. Сироткин вернулся из заключения, был реабилитирован и получил разрешение работать с архивными материалами по резидентуре „Рамзая“. Не исключено, что по собственной инициативе (а не по заданию руководства) с 1958-го по конец 1960 года он написал работу „Опыт организации и деятельности резидентуры „Рамзая“. Часть 1-я и 2-я. Токийская резидентура 1933–1941 гг.“. В любом случае, он был инициатором этого исследования.

Сироткин отказался от предвзятости своих оценок в период своего руководства нелегальной резидентурой Зорге и еще раз проанализировав архивные данные радикальным образом изменил свое отношение к деятельности „Рамзая“. В обоих случаях как ранее в 30-х, так и в 50-х он был уверен в своей правоте.

В „Итоговых выводах и заключениях“ своей работы он, в частности, отметил:

„1. Документальное исследование деятельности резидентуры 'Рамзая“ позволяет, прежде всего, сделать заключение, что „Рамзай“ был несомненно добросовестным и честным советским разведчиком.

К такому выводу приводит не только изучение всех обстоятельств и последствий провала и осуждения „Рамзая“, но и анализ и оценка реальных итогов деятельности резидентуры – документов и информации, добытых ею за время существования. <..>

2. Оценивая „Рамзая“ с точки зрения его деловых качеств, надо признать, что он был энергичным и талантливым разведчиком, умевшим правильно ориентироваться в сложной обстановке, находить в ней главное и решающее и целеустремленно и настойчиво добиваться намеченной цели.

Заслуга „Рамзая“ в том, что он в трудных условиях, в мало изученной и сложной агентурной обстановке в Японии, нашел пути к созданию агентурной разведывательной организации и на протяжении долгих