Читать книгу - "Иван Грозный. Начало пути. Очерки русской истории 30–40-х годов XVI века - Виталий Викторович Пенской"

рекомендуем обратиться или к классике, например, к монографии А.А. Зимина «Россия на пороге Нового времени»[208], а из современных работ мы на первое место ставим обстоятельнейшее исследование М.М. Крома «Вдовствующее царство», посвященное эпохе междуцарствия в России 30—40-х гг. XVI в. и в котором этот вопрос разобран самым тщательнейшим образом[209]. Для нас во всей этой истории важнее другое – какое место отводилось (и отводилось ли вообще) первенцу Василия III Ивану, которому, напомним, только-только исполнилось три года.

Не вызывает никаких сомнений, что малолетний княжич никак не мог управлять государством и за него это должен был делать кто-то другой (или другие). При этом на плечи «регента» (или «регентского» совета. Кстати, стоит заметить, что такого понятия, тем более соответствующего политического института с прописанными в законе или в традиции правами и обязанностями, в России того времени не существовало даже в проекте) ложилась не только обязанность управлять страной до момента совершеннолетия царственного ребенка. Он еще должен был (и явно не в последнюю очередь) и подготовить наследника престола к выполнению своих обязанностей как минимум на оценку «удовлетворительно». И это была серьезнейшая проблема. Прежде мы уже отмечали, что плавный (относительно, особенно во втором случае) переход власти от отца к сыну в 1462 и 1505 гг. был обусловлен во многом тем, что наследники престола (Иван Васильевич и Василий Иванович) подошли к тому моменту, как верховная власть и великокняжеские инсигнии оказались в их руках, уже вполне зрелыми людьми. Больше того, они к тому времени получили изрядный (в особенности Иван Васильевич) опыт участия в государственных делах, а то и прямого управления страной. Иван III на протяжении многих лет, и в особенности в последние годы правления своего отца, фактически был его соправителем. Василий же не только был искушен в придворных интригах, но и побывал на новгородском столе – отец в 1499 г. сделал его великим князем Новгородским. Принимая же во внимание значительную степень автономии Новгорода от остальной Руси («Низа», как говорили сами новгородские мужи), стоит ли сомневаться в том, что и Василий Иванович успел к моменту принятия власти от Ивана III неплохо потренироваться в «деле государевом», да и «земском» тоже.

В нашем же случае малолетний Иван Васильевич такую возможность не получил (не потому Василий так торопился заключить второй брак, понимая, что после 40 лет у него остается все меньше и меньше времени подготовить своего наследника к восшествию на престол и гарантировать ему безболезненность этого перехода?). Конечно, можно сказать, что наследник мог бы получить необходимые знания из книг, но здесь есть два но. Первое связано с тем, что политическая теория на Руси не была разработана в той же мере, как, предположим, в Византии или в Западной Европе. Учение о царской власти, ее пределах и обязанностях царя перед его подданными, конечно же, существовало[210], хотя, быть может, и не в сконцентрированной форме, – тот же Иосиф Волоцкий, к примеру, в своих писаниях немало места и внимания уделил учению о царской власти и образе идеального православного монарха[211]. Однако все эти сочинения носили сугубо морализаторский характер и, наставляя государя на путь истинный, не давали самого главного – практических навыков управления, получить которые можно было, только если наследник постепенно вовлекался в административную рутину, учась на конкретных примерах и образцах, которые подавал ему отец.

И ведь это еще не все. Второе но заключалось в том, что не менее важным для будущего государя было получение конкретного знания о тайных пружинах власти, о том, как работает ее закулисье, что и как происходит в тайных коридорах власти. Этому невозможно было научиться, прилегая к книжному учению, – только практика, практика и еще раз практика, и кто мог преподать эту сложнейшую науку правления, как не отец? Кто, как не он, смог бы подготовить своего преемника к тому, чтобы тот смог занять место арбитра и верховного распорядителя при своем дворе, научить его играть на противоречиях и разногласиях могущественных придворных кланов и группировок и использовать их соперничество за власть и влияние в интересах укрепления своей власти и авторитета и обеспечить необходимые стартовые позиции и влияние для того, чтобы он смог занять это освободившееся место? И, само собой, кто мог бы помочь наследнику обзавестись своей «партией», своими «птенцами», опираясь на которых можно было бы попробовать не без надежды на успех проводить свою линию во внешней и внутренней политике?

Полагать, что «регент» и тем более «регентский» совет взяли бы на себя все эти обязанности и посвятили бы малолетнего княжича во все секреты управления, было бы по крайней мере наивно, равно как и считать, что Василий, политик более чем искушенный, надеялся на то, что его душеприказчики беспрекословно выполнят его последнюю волю и проследят за тем, как будут исполнены его последние приказания. Скорее можно предположить, что он, размышляя в последние дни своей жизни о будущем своего наследника, стремился, во-первых, максимально обезопасить его от претензий со стороны своих братьев, в особенности Юрия Дмитровского, а с другой стороны, так собрать «регентский» совет, чтобы в него вошли представители наиболее влиятельных и могущественных группировок и домов, взаимно уравновесив влияние друг друга. И понимание им того, что сам не успел сделать все необходимое, как его отец и дед, для того, чтобы наследник мог не опасаться за свою жизнь и власть, надо полагать, немало отравляло мутнеющее сознание великого князя. Умирающего великого князя, писал выдающийся русский историк А.Е. Пресняков, тревожило не только малолетство его сына. Его «тревожило и общее состояние правящей среды, взбудораженной разводом и второй женитьбой Василия Ивановича, взаимным недоверием между ним и его братьями, Юрьем и Андреем, соперничество новых сильных при дворе людей, как дядя молодой великой княгини Михаил Львович Глинский, как «сестриничи» его князья Бельские – князь Дмитрий Федорович и его братья, со стародавними московскими княжатами и боярами. Тревожило, быть может, и честолюбие Елены, по крайней мере, полного доверия в эту важную для всей семьи пору супруг и ей не оказал»[212]. В общем, на душе у Василия было крайне неспокойно, и постепенно теряющему власть и контроль за ситуацией великому князю оставалось только уповать на Бога и на то, что он сумел хотя бы частично принять необходимые меры предосторожности и обезопасить своего наследника.

Насколько же получилось это у Василия и смог ли он создать необходимые условия для того, чтобы его старший сын благополучно пережил детство и сумел, по достижении совершеннолетия, взять бразды правления