Читать книгу - "Конрад Морген. Совесть нацистского судьи - Герлинде Пауэр-Штудер"

из преступлений, как объективно, так и с учетом субъективного умонастроения преступника. Эта тройная атака на военную организацию, полицию безопасности и правосудие есть бунт со стороны преступника против государственных учреждений и органов, которые необходимы для существования организованного Volksgemeinschaft.

Далее Морген продолжает:

Никакое государство не может позволить одному из своих граждан самовольно назначать себя хозяином жизни и смерти, присваивать себе абсолютную власть и самостоятельно решать, исходя из якобы государственных соображений, что должно и позволено делать. Особенно это относится к национал-социалистическому фюрерскому государству и в первую очередь к человеку, находящемуся на военной службе. Снисходительное отношение к таким преступным мотивам в какой бы то ни было форме может привести к краху.

Вывод Моргена таков: Ховен должен быть наказан за подрыв государства, а не за то, что он убивал больных.

Тут Морген взывает к нацистской идеологии, что для него редкий случай. Выражения вроде «национал-социалистическое фюрерское государство» почти никогда не встречаются в его сохранившихся бумагах. Два других исключения — это книга о военной пропаганде и статья о «преступнике-коррупционере». Обе были написаны для широкой аудитории и поэтому требовали реверансов в сторону национал-социализма, что бы Морген на самом деле о нем ни думал[290]. Выступая на Освенцимском процессе во Франкфурте, Морген сказал, что таким образом он хотел предотвратить вмешательство сверху, учитывая страх своего начальства перед покушениями на его полномочия[291]. И данное обращение к власти Гитлера, представленное выражением «фюрерское государство», появляется на предпоследней странице доклада Моргена о преступлениях Ховена, что можно считать «эффектной концовкой». Возможно также, что этот пассаж учитывал и склонности высших должностных лиц.

Следственный отчет Моргена заканчивается оценкой личности Ховена на пяти страницах, где говорится о его вменяемости. Коллега Моргена, советник по уголовным делам Веенер, «задал относительно доктора Ховена вопрос: он слабоумен или преступен? И выбрал первое»[292]. Но Морген с этим не согласился. Он считал, что Ховен лишь притворялся слабоумным, чтобы вызвать сомнения в его способности отвечать за свои преступления. Даже с учетом сниженных требований военного времени, утверждал Морген, получение медицинского диплома и работа врачом требуют хотя бы крупицы ума, и поэтому Ховен не может быть оправдан по причине невменяемости, а значит, его следует считать виновным наряду с Зоммером и Кохом.

Это обвинение демонстрирует приверженность Моргена как закону, так и кодексу чести СС. С одной стороны, он обвиняет Коха, Зоммера и Ховена в убийстве, согласно соответствующим статьям гражданского уголовного кодекса, а с другой стороны, обвиняет также Коха в воинском неподчинении и свое обвинение заканчивает такими словами: Кох «руководил упомянутыми выше концентрационными лагерями не только вопреки приказам, но также способами, несовместимыми со всеми нормами морали»[293]. Таким образом, он использует параграф 92 военного уголовного кодекса, чтобы привнести моральные нормы СС в закон, но это извечные моральные нормы, соблюдение которых он приписывает СС, а не расовые или идейные представления Гиммлера.

11. «Законное» убийство

Морген прибыл в Бухенвальд в качестве специалиста по коррупционным преступлениям, имея поручение Гиммлера: пресечь безудержное воровство и мошенничество со стороны офицеров СС в концентрационных лагерях. В ходе следствия против коменданта Бухенвальда он не раз оказывался в тупике из-за отсутствия живых свидетелей. Заключенные, которые могли бы дать показания против коменданта, оказались мертвы. В ходе дальнейших следственных действий было установлено, что всех их убили, и Морген столкнулся с необходимостью вести расследования убийств. А как только он начал расследовать убийства свидетелей, цепочка улик повела к другим убийствам, совершенным по множеству причин и разными способами.

Пойдя по этому следу, Морген столкнулся с политикой, считавшейся законной, поскольку осуществлялась она от имени Гитлера, и ограничивавшей круг дел, которые он мог расследовать. Представление об этой политике он получил в 1944 г. от главного врача СС Эрнста-Роберта Гравица в связи с убийствами, совершенными Вальдемаром Ховеном. Гравиц сказал, что, согласно приказу Гитлера, «надо различать "законные" причинения смерти — законные в смысле системы национал-социализма — и преступные убийства»[294]:

И он [Гравиц] считал, что Ховен совершал убийства в рамках своей, так сказать, компетенции, в порядке эвтаназии и казней. Он воспользовался этой возможностью, чтобы сказать мне, что был приказ Гитлера об уничтожении евреев и что он [Гравиц] дал эти рекомендации [убивать?], согласно приказу и пожеланию рейхсфюрера [Гиммлера].

Поэтому я [Морген] объяснил, что, напротив, я арестовал Ховена не за те убийства, о которых распорядился он, Гравиц, но, скорее, за те, которые он совершил без приказа или разрешения. В связи с этим я указал на последствия, которые повлекли за собой эти массовые убийства: эпидемия коррупции, озверение людей и, третье, полная потеря контроля.

Неясно, относится ли использованный Моргеном термин «массовые убийства» к истреблению евреев или к сотням несанкционированных убийств Ховена — он обсуждал с Гравицем и то и другое. В свое время мы увидим, что Морген уже знал об «окончательном решении еврейского вопроса»[295], которое Гравиц классифицировал как «законное», и уже пришел к выводу, что единственным способом воспрепятствовать этому было преследование за «незаконные» убийства, подобные тем, которые совершал Ховен. Прежде чем мы рассмотрим реакцию Моргена на «окончательное решение», мы, однако, должны рассмотреть его подход к другим разновидностям причинения смерти, которые Гравиц классифицировал как законные. Как Морген относился к этой предполагаемой законности?

Первой «законной» категорией из упомянутых Гравицем была эвтаназия, которая к тому времени практиковалась в Германии уже почти пять лет. 1 сентября 1939 г. Гитлер тайно приказал Карлу Брандту, своему личному врачу, и Филиппу Боулеру, шефу канцелярии фюрера, подобрать врачей, которые смогли бы подвергать «гуманной смерти» (Gnadentod) неизлечимо больных пациентов[296]. В результате они разработали систему убийств не только людей, находившихся при смерти, но также хронически больных и инвалидов, страдавших как психическими, так и физическими недугами. Эти жертвы были отнесены к «недостойным жизни». Их убивали в газовых камерах точно так же, как позднее — руками тех же исполнителей, выполнявших те же процедуры, — это делалось в центрах уничтожения, размещенных на территории Польши. Официально Гитлер завершил реализацию программы эвтаназии в 1941 г., поскольку она вызывала беспокойство общества, но в концентрационных лагерях убийства продолжились.

В интервью, которое Морген дал журналисту Джону Толанду в 1971 г., он заявил, что изначально молодые врачи и такие, как он, молодые юристы выступали за эвтаназию[297]. Эта практика, по его словам, уходила вглубь тысячелетий — к временам древних греков. Он эмоционально рассказал о своем отце, который