Читать книгу - "Римская Галлия - Фюстель де Куланж"

одного упоминания о галльском праве. В них не обозначается ни одного принципа, ни одной формы, которые были бы галльского происхождения. Термин «галльское право» и даже «галльский обычай» не встречаются нигде. Позже, когда прекратилось римское владычество, мы также не обнаружим подъема и пробуждения галльского права. Население, не усвоив германского права, не почувствовало потребности возродить и старое право предков; оно пожелало сохранить римский закон.

5. Исчезновение национального языка y галлов

Мы приходим к постановке еще другого вопроса: сохранился ли язык галлов во времена римского господства? Надобно прежде всего точно определить задачу. Дело идет не о том, чтобы выяснить, пережили ли римское завоевание некоторые галльские слова и речения и сохраняются ли они еще в нашем современном языке. Мы ищем, говорило ли население Галлии в эпоху Римской империи на органически цельном национальном наречии. Аргументам a priori здесь нельзя придавать никакого значения: необходимо основывать решение вопроса лишь на текстах и документах.

Мы обладаем многочисленными надписями, которые были начертаны в Галлии и для галлов в I, II и ІІІ веках н. э. Они все писаны на латинском языке[430]. Одни из них представляют посвящения богам, и последние, как кажется, были понятны толпе. Другие являются эпитафиями, и они, конечно, обозначают, на каком языке говорили в стране. Третьи, наконец, еще более характеристичны: это декреты, изданные галльскими городскими общинами; они показывают, каков был официальный язык этих общин. И они также все начертаны по-латыни, причем некоторые из них составлены уже в I веке н. э. Рядом с латинским текстом не находится никогда никакого перевода – стало быть, он был доступен почти для всех.

Вот каким образом выясняется первый пункт: высший класс общества в Галлии, тот, который воздвигал памятники, члены которого заседали в общинных собраниях, говорил по-латыни. Остается расследовать, сохранился ли галльский язык как простонародный говор и до какой эпохи.

Два текста обнаруживают, что употребление галльского языка продолжалось еще в первой половине III века. Один из них принадлежит Ульпиану, который утверждает, что фидеикомисс имеет законную силу, даже если он составлен на пуническом или галльском языке[431]. Другой находится y Лампридия и относится к 235 году. Император Александр Север, рассказывает историк, прибыв в Галлию, собирался в поход, в котором ему суждено было погибнуть; на дороге ему встретилась друидесса, которая крикнула ему вслед на галльском языке: «Иди, но не надейся победить и остерегайся своих солдат»[432]. Стало быть, в 235 году еще держалась галльская речь, на которой говорили по крайней мере простонародные классы.

Более позднего документа, в котором встречалось бы упоминание о сохранении галльского языка, сколько мне известно, не существует. Некоторые ученые, правда, ссылались на три текста, принадлежащие к IV и V векам. Но простая проверка их показывает, что им придано неверное значение.

Приводили следующую строку из одного диалога Сульпиция Севера: «Celtice aut si mavis gallice loquere» («говори по-кельтски или, если предпочитаешь, по-галльски»)[433]. Надо всегда относиться с недоверием к подобным местам из источников, вырванным из контекста, цитируемым изолированно и в таком виде передаваемым из книги в книгу как доказательство какого-нибудь положения без ближайшего анализа. Следует и в данном случае сперва прочесть весь отрывок. Постум, человек родом из Аквитании, беседует здесь с одним юношей, именуемым Галлом и происходящим из центральной части этой провинции. Аквитания славилась красивою речью ее жителей, рядом с которою латинский язык Центральной Галлии казался простым и тяжелым. Галл, приглашенный рассказать что-нибудь, прежде всего извиняется: «Я охотно буду говорить, – отвечает он, – но, выступая в присутствии двух аквитанцев, я – галл из центра, страшусь, как бы мой слишком грубый язык не оскорбил такие нежные уши»[434]. Ясно, что здесь пока нет речи о кельтском языке. Собеседник этого человека, который желает, чтобы он рассказал о жизни св. Мартина, шутливо возражает ему: «Говори хоть по-кельтски, если хочешь, лишь бы ты говорил о Мартине»[435]. Было бы ребячеством понимать эти слова буквально. Постум не знал по-кельтски, сомнительно, чтобы и Галлу был известен этот язык. Последний действительно начинает повествование, но ведет его по-латыни. Он даже говорит прекраснѳ; очевидно, он извинялся в простоте своей речи лишь для того, чтобы особенно оценили ее изящество. Такая ораторская предусмотрительность, по всей вероятности, стала тогда обычным приемом красноречия, так как вы постоянно встречаете подобные выражения скромности y всех или почти всех агиографов от ІV до ІХ века. Автор, без сомнения, не думает о старом кельтском языке. Он хотел только сказать, что галлы из центра говорили на менее чистом латинском языке, чем галлы с юга. И он дает действительно несколько ниже пример оттенков, которыми различались говоры двух этих соседних областей: Галл упоминает о седалищах или стульях, которые «мы, грубые галлы, называем tripetiae, вы же аквитанцы tripodes». Ясно, что, говоря слово tripetiae, они произносили отнюдь не древнекельтское, a вполне латинское слово[436]. Итак, строка Сульпиция Севера, на которую ссылались по данному поводу, никаким образом не доказывает, что в Галлии еще раздавалась кельтская речь.

Опирались еще, во-вторых, на фразу св. Иеронимa, который будто бы писал, как известно в начале V века, что азиатские галаты говорили почти тем же языком, что тревиры[437]. Если бы даже эти два племени и сохранили каким-нибудь чудом свой старый язык, то они не могли говорить на одном и том же, так как тревиры были германцами[438].

Цитируют, наконец, одно место из Сидония Аполлинария, в котором будто говорится, что в его время, то есть около 450 года, арвернская знать отказалась от кельтского языка. И здесь еще ученые впали в ошибку именно потому, что, сосредоточив внимание на нескольких словах, упустили из вида контекст. Сидоний, который сам принадлежал к аристократии названной местности, никогда не говорил на древнегалльском наречии: он пишет здесь своему другу Экдицию и хвалит его за то, что тот отдал юность свою «учению», ввел в свою страну «ораторский слог и поэтическую красоту речи» и тем подал благой пример «отречения от грубости кельтического говора»[439]. Кто же не увидит, что здесь слова «кельтский язык» не заключают в себе противоположности латинскому, a обозначают провинциальную простоту, в отличие от «ораторского и поэтического стиля»? Автор нисколько не думал утверждать, что арвернская знать, совершенно и уже давно романизованная, удержала больше, чем он сам, галльский говор. Сидоний не был филологом, но только литературным пуристом.

В общем выводе, таким образом, можно по правде утверждать, что не находится ни одного текста, более позднего, чем слова Лампридия, относящиеся к 235 г., из которого бы обнаруживалось