Читать книгу - "Большое шоу в Бололэнде. Американская экспедиция по оказанию помощи Советской России во время голода 1921 года - Бертран М. Пэтнод"

он не может быть оспорен. Отсутствие США правительство Генуи перечеркнуло надежды СССР на прорыв на конференции в форме торговых соглашений и официального признания, и это вызвало волну осуждения со стороны московских большевиков, направленную в первую очередь в адрес Государственного департамента США.

Как это было стандартной практикой, инструкции шли из Москвы по цепочке к должностным лицам в провинциях, даже таким незначительным, как Якунин, чтобы вызвать такое же возмущение среди людей, даже в относительно отдаленных местах, таких как Сарапул. Легко представить, что аудитория Якунина была раздосадована тем, что он выбрал этот случай, чтобы взбеситься из-за неудачной дипломатической конференции в далекой стране — «Когда мы поедим?» был животрепещущим вопросом сарапульских масс, — но все поняли намек на бурные аплодисменты. Затем Якунин напомнил собравшимся, что есть основания для надежды, что приближается день, когда американский пролетариат свергнет свое правительство и протянет руку помощи российскому пролетариату.

До сих пор Якунин распространял не более чем привычную антикапиталистическую пропаганду и избегал конкретных ссылок на АРА. Учитывая обстоятельства, это все еще не очень хорошо говорит о его чувстве такта, но после пяти лет практики подобной демагогии это стало его второй натурой. Однако, начав, он не смог сдержаться и перевел взгляд на двух американцев, стоявших рядом с ним. Пирсон перефразировал слова своего переводчика о том, что прозвучало дальше: «Я не собираюсь, — сказал он, — характеризовать представителей американского народа, которые приехали накормить Сарапул. Глядя на них, любой может сказать, кого они представляют. Мы знаем, что их интересует не столько рельеф, сколько российские золотые прииски. Мы знаем, что они попытаются добыть все золото, какое смогут».

АРА боролась с голодом в России только потому, что этого требовали рабочие Америки, так что если кто и заслуживал благодарности, так это героический американский пролетариат. Пирсон и Дэвенпорт выслушали этот шквал русских слогов, который был встречен «взрывом аплодисментов».

Когда встреча закончилась и двое американцев были проинформированы о том, что произошло, Пирсон запросил и получил от председателя Сарапульского совета «протокол» с осуждением замечаний Якунина. На этом дело могло бы и закончиться, если бы слух об этом не дошел до Казани, где Чайлдс почувствовал, что нельзя допустить, чтобы атака Якунина осталась безнаказанной. Одно дело говорить в расплывчатых марксистских обобщениях; совсем другое — подвергать сомнению мотивы АРА и отдельных членов АРА. Чайлдс выразил протест товарищу Маскатту, назвав речь Якунина «прямым оскорблением представителя Американской администрации помощи в обвинении, а не простым вменением, что главный интерес американцев в этом районе заключается в золоте, а не в помощи».

Что особенно встревожило Чайлдса, так это сообщение о том, что «диффамации нашего характера» Якунина были «щедро встречены аплодисментами». Что еще хуже, они были опубликованы в местной газете. Нет, этого нельзя было оставить в силе. Извинения, которые Пирсон получил от сарапульского совета, написал Чайлдс, были «слишком личными для такого публичного оскорбления». Он сообщил Маскату, что отправляет документацию по этому делу в Москву.

В своем ответе Чайлдсу Маскат попытался обойти проблему, утверждая, что «несколько одобрительных возгласов со стороны небольшой аудитории» вряд ли можно назвать отражением российского общественного мнения. Настоящим выразителем народа в России были местные советы, и тот факт, что председатель Сарапульского совета подписал протокол, опровергающий выступление Якунина, должен положить конец этому вопросу. Продолжая, он противоречил сам себе, выражая сожаление по поводу того, что массовый митинг состоялся в отдаленном регионе, где о прекрасной работе АРА было так мало известно. «К большому нашему сожалению, я должен добавить, что часто бывает так, что наша публика, особенно в провинциях, судит о способностях оратора больше по его диалектическим и ораторским эффектам, чем по идеям, выраженным в его речи». Если бы Чайлдс взялся расследовать этот «досадный инцидент», он обнаружил бы, что это было не что иное, как «чистое недоразумение».

Что бы это ни было, Хаскелл счел это достаточно серьезным, чтобы посоветовать Чайлдсу приостановить кормление АРА в Сарапуле до отзыва Якунина в Москву. Хаскелл пожаловался Ландеру, что это был поступок не какого-то частного лица, а профсоюзного деятеля. По мнению Хаскелла, чтобы продемонстрировать добросовестность, сарапульская пресса должна осудить речь, а Якунин должен быть наказан.

Сарапульский инцидент был микромиром американо-советского спора по поводу большевистской пропаганды. После революции официальный Вашингтон был озабочен, порой одержим, темой пропаганды, и Государственный департамент Хьюза не был исключением. Москве поверили на слово, что она стремится к свержению всех «капиталистических» правительств, хотя после 1921 года и стремления НЭПа к респектабельности советские официальные лица негласно советовали официальным лицам США и АРА не воспринимать подобные разговоры всерьез. Это было только для внутреннего потребления, призванное успокоить твердолобых участников Вечеринки.

Одним из них был несчастный товарищ Якунин, который теперь опубликовал заявление, объясняющее его поведение. Это началось с предсказуемого заявления о том, что его слова были неправильно переведены: на самом деле он имел в виду не АРА, целью которой, конечно же, является спасение голодающих, а правительство Соединенных Штатов. Что касается остроумия о золотых приисках: «Я должен сказать, что каждое капиталистическое правительство заинтересовано в увеличении своих богатств, поэтому я просто имел в виду все буржуазные правительства, а не только американское». Что касается его предсказания о том, что американский пролетариат свергнет свое буржуазное правительство, Якунин признал, что говорил это, но объяснил, что он имел в виду только то, что, вообще говоря, господство капитализма неизбежно уступает место господству социализма. Ничего личного, вы понимаете, просто законы истории. Конечно, — закончил он с ноткой раздражения, — человеку было позволено выражать свое личное мнение на его собственной территории.

В конце концов, Якуниным пришлось пожертвовать. Его отправили в Москву для «дисциплинарного взыскания», и местный комитет по борьбе с голодом составил заявление с осуждением его поведения, которое опубликовало местное издание Red Kama Valley, ослабив его эффект, напечатав дополнительные материалы в поддержку, включая редакционную статью, в которой критиковалось АРА за угрозу прекратить кормление. Редакторы защищали своего погибшего товарища: товарищ Якунин, великий защитник рабочего класса, хотя и осознавал важность АРА, не считал нужным скрывать свое отношение к «остаткам американской буржуазии».

Проблема заключалась в том, что в то время большевики пытались научиться сосуществовать с капиталистами, как своими собственными, так и западными — временно, конечно, до того славного дня, когда их можно было бы безопасно отправить на свалку истории. Но было трудно отказаться от старых пропагандистских привычек. Качества, которые сделали Якунина хорошим революционером, не сослужили ему хорошей службы как правительственному чиновнику — утверждение, которое многое говорит о большевизме в целом в то время.

ГЛАВА 38. «КРАЖА ГРОМА»

Сарапульский инцидент выделяется только потому, что Якунин был настолько неделикатен, что встал перед публичной аудиторией и оскорбил