Читать книгу - "Геббельс: Нацистский мастер иллюзий - Даниэла Озаки Штерн"

Интересно отметить, что в течение этого года в Германии также наблюдалось значительное ускорение биомедицинских исследований. Исследовательский совет Рейха даже упростил перевод военных исследователей и врачей в гражданские исследовательские учреждения, чтобы ускорить текущие исследования. Многие ученые посчитали, что последние этапы войны предоставят золотые возможности для исследований, и ускорили темп. Когда стало труднее найти животных для экспериментов, возникло искушение использовать людей. На этом последнем этапе немецкие врачи использовали в медицинских экспериментах детей, как группу, которая не могла восстать и возразить против эксплуатации.[270]

В то же время немцы продолжали скрывать следы массовых убийств. Операция называлась «Aktion 1005» — кодовое название масштабной операции, которая началась осенью 1943 года. Она проводилась под руководством командира СС Пауля Блобеля и была совершенно секретной. Заключенные, работавшие над операцией, Sonderkommandos, были убиты сразу после завершения работы. Если при этом присутствовали полицейские из местной жандармерии, их тоже убивали. Чем ближе союзные армии продвигались в Германию, тем масштабнее становилась операция.[271]

«Рай», который нацисты пытались создать с помощью исторического противостояния между сынами арийской расы — разыгранного людьми из СС — и еврейской подрасой, произошел в Освенциме, где были размещены две противоположные вещи: утопический план и ад на земле,[272] который достиг своего апогея в последний год войны перед лицом надвигающегося поражения и гибели.

Выбор на платформе в Биркенау, Польша, 27 мая 1944 года. Архив фотографий Яд Вашем

Глава четвертая

Окончательный триумф против «окончательного решения»

В конце девятнадцатого века и в начале двадцатого немецкие мыслители предупреждали, что Германия стоит на пороге перемен, которые затронут все сферы жизни — общество, политику, культуру и экономику. Так, именно из глубин обреченности поражения Германии в Первой мировой войне 1918 года ожидалось возрождение сильного германского рейха. Мёллер ван ден Брук (1876–1925) предложил назвать его Третий рейх. Так называлась его книга (Das Dritte Reich), опубликованная в 1922 году, в которой он нападал на либерализм, социал-демократов и повседневную коррупцию политических сил в Германии. Он призывал к революции, которая изменит ситуацию.[273] Библеист Поль де Лагард также стремился укрепить немецкий народ путем создания единства, которое было бы как политическим, так и духовным. В своем сборнике эссе «Немецкие сочинения» он предложил достичь этого единства путем поддержания того, что считалось существованием немецкого народа и жизненной силой нации — его крови. Он рассматривал нацию как духовную сущность, идеал, который связывает людей вместе и за который следует бороться. По его мнению, именно в войне, с ее безграничной жаждой крови, народ обретал свою силу и жизненную энергию.

Другой философ, Юлиус Лангбен (1851–1907), осуждал интеллектуализм, науку и современную культуру в своей книге «Рембрандт как учитель»,[274] и призывал вернуться к сущности созидающего немецкого народа, возродить немецкое прошлое через художественное творчество, которое он считал высшим благом. Лангбен видел в Рембрандте олицетворение культурного идеала. Для него Рембрандт символизировал идеал, соответствующий совершенному немцу, непревзойденного художника и антитезу современной культуре, пророка нового общества, которое, как он надеялся, будет создано на основе искусства, изобретательности и силы. Превосходные качества немца volk были даны от природы, они проникали в кровь и передавались от отца к сыну. Искусство могло вырваться наружу из сильного немецкого народа и созданного им органического сообщества. В декадентской атмосфере рубежа веков Лангбен стал одержимым антисемитом. Он описывал евреев как полную противоположность «творческим» немцам.[275] По его мнению, атрофия Германии произошла от современного образа жизни, который разрушил традиционную культуру, и в этом была непосредственная ответственность евреев.[276]

Немецкий социолог и философ Ойген Дюринг (1833–1921) также обвинял евреев в плохом состоянии немцев. В своей книге Еврейский вопрос как расовый, моральный и культурный вопрос,[277] он писал о художественной и моральной атрофии, коренящейся в каждом еврейском индивидууме. Уникальный вклад Дюринга в антисемитскую дискуссию заключался в превращении культурного аспекта в расовую категорию, подчеркивая, что «пути назад нет», поскольку линия войны уже пролегла между силами еврейского материализма и немцами, которые действовали в соответствии с древним volkian инстинктом, который приведет к социальной солидарности после удаления евреев.[278]

Тяжелая травма унизительного поражения, которое немцы потерпели в конце Первой мировой войны, должна была иметь разумное объяснение; падение должно было иметь смысл. Одним из тех, кто пытался найти объяснение, был немецкий генерал Эрих Людендорф (1865–1937), член ближайшего окружения Гитлера. Он писал, что во время Первой мировой войны евреи воспользовались «окном возможностей» и захватили немецкую экономику: «Они приобрели преобладающее влияние в «военных корпорациях»… что дало им возможность обогатиться за счет немецкого народа и завладеть немецкой экономикой, чтобы достичь одной из властных целей еврейского народа».[279]

Людендорф разработал теорию «тотальной войны», в которой он утверждал, что «война — это высшее проявление расовой воли к жизни», и что лидер тотальной войны имеет право требовать единства народа как «долг страны перед тотальной политикой». Он будет добиваться этого путем подавления любого сопротивления и закрытия границ страны. По его словам, пропаганда была важным инструментом в тотальной войне, возбуждая население к борьбе за страну и укрепляя моральный дух.[280]

В этот период времени антисемитизм распространился и в научных кругах, в том числе из-за влияния вероучения Генриха фон Трейчке, согласно которому евреи, не сумевшие создать собственную страну, ассимилировались в Германии и тем самым ослабили ее изнутри. Он призвал немцев гордиться своими особыми национальными качествами и отгородиться от гротеска иудаизма.[281]

На рубеже двадцатого века традиционная антисемитская идеология получила подкрепление и на антропологическом уровне, например, в работах антрополога и теоретика Жоржа Вакера де Лапужа (1854–1936), разработавшего социальную антропологию (Sozialanthropologie). Он превратил расистскую антисемитскую теорию в «научную» и утверждал, что в нынешнюю эпоху Европа переживает величайший религиозный и моральный кризис с начала существования человечества, вплоть до самоубийственного нигилизма и полного пессимизма.[282]

Аналогичным образом, диалог между Дитрихом Эккартом и Гитлером, The Bolshevism from Moses to Lenin: A Dialogue between Hitler and Myself (Der Bolschewismus von Moses bis Lenin: Zwiegespräch zwischen Adolf Hitler und Mir), была опубликована в 1924 году и представляла мнение Гитлера о евреях. Апокалиптическое измерение, приписываемое иудаизму, было ключевым вопросом диалога. Гитлер рассматривал еврея как злую силу, действующую на протяжении всей истории. По его словам:

Понять еврея можно только тогда, когда знаешь, какова его конечная цель. А