Читать книгу - "Предисловие к Мирозданию - Саша Немировский"

озвучат однозначно

имя,

прочтя его на памятника камне.

Исабель:

Я верю, что ты прав, великий,

и я готова объяснения принять,

хотя звучат они мне странно.

Но если человеком я решу предстать,

всегда отныне буду только с юным ликом.

Загадор:

Послушай, Исабель, я вывел выраженье,

в котором просто показать,

что время может двигаться и вспять.

Смотри, в моём четвёртом уравнении

есть переменная одна. При изменении

её видна симметрия у времени.

Поэтому такие есть миры,

где стрелки движутся обратно.

Туда уходят души, что стары,

и возвращаются, когда с них стёрлись пятна

от грехов.

А если половинкам душ таких случится

слиться,

целым стать, тогда они легко

уходят тут у нас в небытие.

И в этом частном

проявлении

видно Создателя шитьё

вкраплением в баланс вселенной.

Теперь ещё.

И это про Адель. Где раньше,

чтобы ангела вернуть, была нужна душа, как

проводник хотя б на первую сфироту,

теперь Адели ставится маяк

с настройкой света на её природу,

на уникальную её волну

и в резонанс с Адели сутью.

Свет маяка запущенный, мигнув,

как бы магнитом втянет прямо к нам

Адель. Как сделал тот рисунок,

которым Пабло вытащил её в мир нижний. Я дам

хоть руку всем на отсеченье,

что так получится перемещенье.

Исабель:

Мне, Загадор, про Уравненье

в моей вот этой женской форме

не всё понятно,

но лучше

я признаюсь, мне приятно,

что оба вы восхищены. Ведь, кроме

удовольствия от взгляда,

нам, девушкам, так мало надо.

А что про способ возвращенья —

приму на веру. Ты на Адель давно настроен,

так что порою

чуть ли не дышишь ты её дыханьем.

А я, я не пылаю больше мщеньем

и не ревную. Нас было трое.

Теперь же всё прошло. Остались пустота и непризнанье.

Иди, ступай по облаку из света,

мой Загадор. Сложи маяк, магнит

настрой на уникальные приметы

своей Адели. Иди, её лови.

Малколам:

Да Загадор, иди, спасай девчонку,

а мне покуда Исабель расскажет

в деталях про проект наш на Земле.

Исабель:

Зачем нам звуки, может, напрямую отчёт

мой переймешь? О всём, что важно,

о добре и зле,

что причинила.

Что, Малколам, молчишь?

Была архангел смерти я, пока хватало силы.

Потом уже вести я перестала счёт.

Давай прямой контакт, зачем нам после споры?

Пускай покажет свет, как там всё было.

Мы здесь одни. Во мгле уже не видно Загадора.

Я открываюсь, лишь

настройся и принимай волну.

Малколам:

Какой поток! Я в нём тону.

Ещё не опытна ты, Исабель,

Дозируй мысли. Чуть тоньше

луч, ага, теперь,

получше.

Я принимаю, вижу. Да, отлично.

Но что это? Ты путаешь эпохи.

Ты девочка. Обычная.

Ты обнимаешь маму. Споло́хи —

нет, какие-то цветы. Венок на голове.

И мамы мне твоей лицо знакомо смутно.

Но откуда? Сейчас я вспомню. Трудно.

Вот эти родинки, их две

подряд,

в начале на предплечье левом.

Я целовал их. Наряд

по случаю приёма. Королева?

Нет – моя принцесса!

Ты, Исабель, ты дочь её?

Как тесно

переплетено

всё в бесконечном мире этом!

Какие шансы, Господи, ужели снова чудо,

быть освещённым

твоим светом и быть прощённым,

коль дарована любовь?

Исабель:

Мне больно, Малколам! Луч отпусти, отбой!

Малколам:

Прости, родная. Всё так остро,

так внезапно. Открытие тебя меня смутило.

Перенаправил я инициативу

(в прямом контакте – это просто)

и причинил тебе тем боль.

Моя любовь

с твоею мамой

перевернулась на тебя. Ты знать должна —

ты в первом цикле дочка Гаардвала,

а не моя. Нам жизнь та, первая, важна

тем, что она определяет

все вслед идущие круги её возвратов.

Той первой жизни свет нас направляет

по кратчайшей

среди возможностей вариантов

к слиянью половинок душ.

Сквозь чащу

всех других реинкарнаций,

событий их и суеты.

Тебе так может показаться,

что это чушь —

не верь! Что опустила взгляд?

Исабель:

Ах, Малколам, как сладко знать,

до сути дна, до простоты,

что чувства, смутные вначале,

взаимны.

Я помню, мама говорила в час печали

и про редчайшие цветы,

и про висячие над пропастью сады,

хранимы

юношей с красивыми плечами.

Она тогда уже рассталась с Гаардвалом,

тебя ж всё больше, чаще вспоминала.

Ах да, конечно, не тебя, того другого, кто был тобой

в том, в первом круге.

Я полюбила образ твой.

Воображенье рисовало

героя с сильною рукой,

лицо – бровей в разлёте дуги,

глаза оттенка бирюзы.

Пленённый раб, а все ж – король,

помазанник самой весны,

с принцессой царства, гордой нравом,

крутил любовь

и жизнью заплатил за право.

Ты должен всё мне рассказать

про маму и себя. Я думала, ты мой отец.

Как знать,

кто в жизни девичьей важней —

тот, про кого прошепчет мать

слова, которых нет нежней,

или случившийся самец?

Я помню в маминых рассказах

повествованье в дырках пауз,

а фраз порою смысл терялся,

но я спросить её боялась.

А иногда бывали дни,

она стихами говорила.

Малколам:

Искусство