Читать книгу - "Это не пропаганда. Хроники мировой войны с реальностью - Питер Померанцев"

овладевать умами некоторых российских геополитических аналитиков (с прежним опытом работы в спецслужбах). Они пытались понять суть истории и, в частности, причины развала Советского Союза. Агенты спецслужб, перековавшиеся в ученых, считали, что советская империя рухнула не из-за плохой экономической политики, нарушений прав человека и лжи, а из-за «информационных вирусов», насаждавшихся западными спецслужбами через «троянских коней» – таких идей, как свобода слова и экономические реформы («Операция „Перестройка“» [63]). Якобы иностранные тайные агенты в советском руководстве, притворявшиеся «реформаторами», контролировали распространение этих «вирусов» в сотрудничестве с «пятой колонной» антисоветских диссидентов, действовавших по указке Вашингтона.

Долгое время такие теории не были особенно популярны в России. Но когда Кремль начал искать причины цветных революций и роста недовольства внутри страны, который привел к появлению сотен тысяч протестовавших против правления Владимира Путина в 2011 и 2012 годах, подобная всеобъемлющая философия информационной войны стала все чаще приниматься на вооружение телевизионными комментаторами и политтехнологами. Теперь они выдвигают теорию, что Запад ведет информационную войну против России, используя службу BBC, правозащитные НКО и организации, занимающиеся фактчекингом [64] и антикоррупционными расследованиями.

Один из самых заметных публичных пропагандистов идеи информационной войны – Игорь Ашманов [65], частый гость ток-шоу на телевидении и радио. «Мы уже пережили сами и наблюдали несколько информационных войн: развал СССР, события в Югославии, Ираке, Ливии…» – говорил Ашманов в одном из своих многочисленных интервью [66]. Кроме того, он убеждал российских законодателей, что Google, Facebook и Twitter представляют собой идеологическое оружие, нацеленное на Россию [67].

При этом Ашманов – не какой-нибудь сварливый старый шпион. Он – один из отцов-основателей российского интернета и бывших руководителей «Рамблера». Оказавшись в его высокотехнологичном офисе в Москве, где на столах стояли свежие фрукты, финики и орехи, я мог легко представить себе, что нахожусь где-то в Пало-Альто или Берлине. В своей спортивной одежде и очках в тонкой металлической оправе Ашманов мог бы вписаться в любое сборище технарей.

Главная идея Ашманова – это «суверенный интернет», то есть государственный контроль над тем, какая информация доходит до населения. Больших успехов в этом начинании достиг Китай с помощью «Великого китайского файрвола» и цензуры, которую Запад пытается подорвать разговорами о «свободе слова». По мнению Ашманова, информационного суверенитета невозможно достичь без идеологии, которая поддерживала бы ваши решения пропускать внутрь одни потоки информации и не пропускать другие [68].

«Если твоя идеология импортируемая… как с либерализмом, то ты всегда играешь по чужим правилам, которые постоянно меняются кем-то другим. Тебя всегда можно назначить виноватым, нарушившим правила демократии… Идеология должна производиться внутри страны, как и операционные системы, ракеты, инсулин и зерно. И защищаться и поддерживаться информационным суверенитетом» [69].

В такой картине мира информация предшествует сути. Сперва вы намечаете цель информационной атаки, а затем подгоняете под нее идеологию. Не имеет никакого значения, верна эта идеология или нет, – она служит тактической функцией. Вместо столкновения идей, ведущего к холодной войне, информационная война требует создания идеологий.

По мнению Ашманова, совсем не сложно найти примеры лицемерных действий США, когда дело касалось свободы и прав человека. США навязывали их противникам и игнорировали их нарушение своими союзниками. Говоря расплывчатыми формулировками дипломатов, ценности и интересы не всегда соответствуют друг другу. С другой стороны, пока США декларировали приверженность определенной идее, продвигая свой имидж, им приходилось как минимум совершать какие-то шаги в соответствующем направлении.

По мнению профессора Оксфордского университета Розмари Фут, корни «свободоориентированной» риторики американской внешней политики можно проследить вплоть до речи президента Франклина Делано Рузвельта 1941 года «Четыре свободы». Президент призывал к свободе слова и вероисповедания, свободе от страха и нужды, говоря о них как об основе демократического мира. Столь громкое заявление подразумевало, что политика и практика должны хотя бы приблизительно соответствовать обещаниям.

Уже в 1949 году посольство США в Москве говорило о так называемом негритянском вопросе как о «важном козыре советской пропаганды» и о том, что с этой проблемой необходимо справиться внутри США ради успеха внешней политики страны [70]. В 1950-е годы министерство юстиции США полагало десегрегацию внутри США важным вопросом, способным укрепить международный имидж страны как оплота свободы. В начале 1970-х, после вьетнамской войны, американской поддержки путча в Чили и вторжения США в Доминиканскую республику, Конгресс провел слушания по вопросу нарушения прав человека в этих странах. По итогам работы в госдепартаменте США было создано особое бюро по вопросам прав человека, цель которого состояла в выстраивании более четкой связи между риторикой о правах человеках и свободе с реальными политическими шагами.

Тем временем в Советском Союзе диссиденты могли апеллировать к Хельсинкским соглашениям, чтобы вынудить режим «соблюдать собственные законы», пытаясь хотя бы поставить власть в неловкое положение перед лицом всего мира.

По большому счету среди ужасов холодной войны были свои крошечные победы, но идея написания истории посредством информационной войны уничтожает даже эти достижения и вместо лицемерия предлагает не что-то лучшее, а мир, в котором вообще нет ценностей. В подобной картине мира вся информация становится – как у военных стратегов – лишь средством для подрыва позиций врага, инструментом, помогающим разрушать, манипулировать и сбивать с толку. Сомнений не остается – идеалы как таковые теряют свою ценность.

Мы оказываемся в непростой ситуации. В своей книге Don’t Think of an Elephant («Не думайте о слоне») когнитивный лингвист Джордж Лакофф определяет победу и поражение в политике как способность сформулировать вопрос выгодным для ваших интересов образом. Определение сути спора означает победу в нем. Если вы попросите кого-то не думать о слоне, он тут же примется о нем думать. «Мы отрицаем одни рамки и пробуждаем к жизни другие… В спорах с другой стороной не пользуйтесь ее языком. Их язык задаст систему координат – и это будет совсем не та система, которую вы хотите» [71].

Мне уже доводилось видеть подобное на Филиппинах, где сотрудники Rappler благосклонно отнеслись к высказываниям Дутерте, связанным с «войной против наркотиков», тем самым упростив для него переход к реальным убийствам. Рекламные ролики российских международных вещательных компаний, RT и Sputnik, используют язык информационной войны, а их сотрудники даже получают военные награды за заслуги перед отечеством [72]. Западные журналисты и аналитики, включая меня самого, считают их участниками информационной войны. Но, называя их так, мы фактически содействуем им. Мы создаем образ, помогающий им получать больше финансирования от режима, жаждущего видеть все вокруг в координатах информационной войны. Не получится ли так,