Читать книгу - "Морские истории - Иван Степанович Исаков"

выслушать несколько критических замечаний в очень сильных выражениях, так как данные о ходе земляных и оборонительных работ оказались нанесенными на разведкарту, но не были совмещены с общей, стратегической картой, на которую в штабе наносили оперативную обстановку с указанием боевых порядков главнейших штурмовых соединений противника.

— Ваш вывод?

— Очевидно, темп фашистского наступления замедлился... И даже... Можно ожидать, что немецкая армия готовится к зимовке на подступах к Ленинграду...

Однако, увидя по лицу председателя Военсовета реакцию на свои выводы, докладчик, что называется, прикусил язык.

Конечно, после того как нам пришлось оставить рубеж Лужского УРа и противник перерезал Октябрьскую железную дорогу у станций Чудово и Волхов, были приняты самые решительные меры. Оборона на угрожаемых направлениях была усилена за счет предельного напряжения всех наличных сил. С прибытием нового комфронта началось проведение частных операций в неожиданные для противника моменты и на самых разнообразных направлениях. Инициатива, несмотря на неблагоприятное соотношение сил, начала частично переходить в руки нашего командования, фашистский генералитет был вынужден отказываться от намеченных ударов и маневрировать резервами отнюдь не применительно к ранее разработанному блицплану.

Если генерального перелома еще и не произошло, то с двадцатых чисел сентября положение начало стабилизироваться. На ряде участков наступали ленинградцы.

— Самое мрачное, я бы сказал — самое глупое, что мы можем сделать в данных условиях, — заключил генерал Жуков, — это предоставить врагу закапываться там, где он захочет и на сколько хочет! Понятно? Все указания, данные мною об активной обороне и частных наступательных операциях, остаются в силе... Их надо форсировать, не жалея средств и сил! Только таким образом мы поможем германской армии ускорить «закапывание в землю». Иначе говоря, не они сами, а мы их должны зарыть, и чем скорее — тем лучше! Ясно? Тогда товарищей прошу быть свободными, кроме...

Через день слово «зарываются!» облетело все части и соединения, корабли, штабы, ополченцев, военные школы, заводы и всех, кто не был равнодушен к судьбе родного города.

Но разве были равнодушные в то дни?

Еще несколько дней спустя разведка доставила оттиск директивы ОКВ «о блокаде Ленинграда» — это была расписка в том, что с 21 сентября идея блицкрига оказалась похороненной.

Днем или двумя позже я заглянул в «Асторию», где у меня был постоянный номер на «антресолях» для периодического отсыпания и где можно было принять ванну и сменить белье.

Почтенный швейцар с традиционной бородой лопатой, с трудом открывая тяжелую дверь, затемненную толевыми листами, почтительным шепотом доверительно спросил:

— Товарищ адмирал?.. А правду говорят, что немец закапываться начал?

— Может, и правду, но для верности надо спросить бабушку Гитлера!..

Конечно, ответ не очень-то остроумный, но не успел я сделать двух шагов, как за спиной послышался густой шепот. Бородач внушал дежурившему с ним милиционеру:

— Все ясно! Значит, так оно и есть, но... военная тайна!

Через день, несмотря на то что начались штормы и первые холода, был сделан один из важнейших шагов искусства «активной обороны» — высадка бойцов на левом берегу Невы и захват плацдарма в районе Невской Дубровки. Это был один из многих, но значительнее многих других героических эпизодов тех дней. Подготовка к операции началась 18—19 сентября. Плацдарм стал опорной базой последующего наступления на мгинском направлении.

С той поры прошло уже двадцать пять лет. Не могу ручаться за абсолютную точность воспроизведенных формулировок и реплик, но со всей ответственностью свидетельствую, что именно так переживали осажденные ленинградцы эти критические, вернее — переломные дни.

Конечно, не в одни день и не на всех направлениях сразу, но приблизительно с середины сентября по первую декаду октября 1941 года, провалившись с пресловутым планом «блицкрига», фашистская армия под Ленинградом начала последовательно закапываться в землю.

Много лет спустя этот эпизод нашел такое эпическое выражение в официозном труде германского военного историка генерала Типпельскирха:

«...Немецкие войска дошли до южных предместий города, однако ввиду упорнейшего сопротивления обороняющихся войск, усиленных фанатичными ленинградскими рабочими, ожидаемого успеха не было...»[17]

Да, ожидаемого успеха не было. Более того — был провал генерального плана, разработанного и проштудированного задолго до начала войны.

И везде, где выдохся наступательный порыв штурмовых соединений, словечко «закапываются» или «зарываются» стало тем крылатым выражением, которое входило в очередные донесения в Ставку, в штабы, соединения, передавалось из уст в уста.

Для всех участников ленинградской эпопеи, переживших беспримерную блокаду, это слово «зарываются!» даже четверть века спустя звучит как благовест.

———

НЕОБЫКНОВЕННЫЙ ДЕНЬ

Накануне 8 мая 1945 года я засыпал поздно и с трудом, несмотря на большие дозы снотворного. Будоражило сознание, отгоняло сон сообщение о захвате Дрездена войсками Первого Украинского фронта, приближение маршала Конева к Праге.

Кроме того, поздно ночью перед отъездом домой доложили, что авиация Балтийского флота уже начала наносить удары по портам острова Борнхольм, так как с утра должна была начаться высадка десанта наших частей, чтобы освободить датчан от длительной фашистской оккупации.

Когда меня наконец растормошили настойчивым «машина пришла», я даже не сразу понял, что происходящее выходит за рамки обычного утреннего подъема.

За окном — высокие облака с большими разрывами, сквозь которые просвечивало нежно-голубое небо. Как-никак, а май! Весна! Но почему так сумеречно и мало света? Оказалось, что только 6 часов утра. Солнце хотя и вылезло из-за горизонта, но еще не пробило туч.

Кто позаботился прислать так рано машину, которая обычно приходила в семь или даже в восемь утра, в зависимости от обстановки и от того, как и в какой степени изнеможения удавалось прервать работу накануне ночью? Раздался телефонный звонок дежурного офицера. Советское информационное бюро передавало экстренное сообщение о том, что в Берлине фашистским руководством подписан акт о безоговорочной капитуляции Германии.

Спустя несколько минут мы мчались через Каменный мост и я слушал комментарии шофера Морозова. Всегда подтянутый, флегматичный и молчаливый, старшина на этот раз нашел довольно много слов в адрес Гитлера и его присных. Несмотря на ранний час, на улицах было много народу.

До этого долгожданного дня почти ежедневно Москву сотрясал очередной победный салют, и еще недавно намертво затемненную столицу щедро освещали многоцветные ракеты.

Подумать только: конец войне!

В последние ее недели быстрота темпа передвижения наших фронтов могла закружить любую слабую голову. В то же самое время происходили значительные события во всех уголках земного шара. И хотя судьба второй мировой войны решалась на фронтах наших армий, все же в моем положении нельзя было не оглядываться на другие направления.

Конечно, «переварить» всю информацию, поступавшую на последнем этапе войны, было