Читать книгу - "Расплачивайся. Сейчас. - Екатерина Юдина"

рывок вбок, пытаясь скатиться на пол, но Матео лениво закинул свою ручищу на мою талию и я тут же рухнула обратно на него.

Подняв голову, Лонго посмотрел на экран своего телефона, лежащего на тумбочке, после чего вернулся в прежнее положение и закрыл глаза.

- Еще рано. Спи.

- Дай мне встать, - стиснув зубы, я завозилась на нем, чувствуя жар стального тела и с ужасом осознавая, что мне в бедро упирался его каменный, возбужденный член. Лихорадочно руками оперлась о матрас, я все-таки смогла свалиться на пол. Ударилась бедром и, потирая его ладонью, хмуро посмотрела на Лонго. И почему он не выглядел удивленным из-за того, что я валялась на нем? Да и вообще какая-то странная реакция. Когда я в прошлый раз заснула на Матео, он утром грубо спихнул меня с себя и сказал, чтобы я больше не смела валяться на нем. И сейчас мне казалось, что реакция должна быть намного хуже. Он ведь дважды не повторяет.

Но вместо этого Лонго сел на кровати и ладонью еще сильнее растрепал волосы. Словно не произошло ничего необычного.

Кое-как поднявшись на ноги, я пошла к второй кровати. Укуталась в плед, ведь, оказывается, утром тут слишком свежо. И вновь задалась вопросом, как оказалась на Лонго. Я никогда по ночам не ходила. И тут не мог сыграть даже фактор привычки, чтобы я в полусонном состоянии, не понимая, что делаю, перешла с одной кровати на другую. Я ведь в этой комнате провела первую ночь.

Качнув головой, я посильнее укуталась в плед. Раз Лонго не злился и не пытался придушить меня за валяние на нем, я решила закрыть эту тему. Он делает вид, что ничего не произошло – я поступлю так же.

***

Ладонью придерживая картонный стаканчик, я перемешала сахар в кофе и, подходя к краю моста, посмотрела на воду. Она была зеленой, но приятно блестела на солнце. Вообще тут хорошо. Спокойно и тихо. Сейчас безлюдно. И утро сегодня теплое и безветренное.

Обернувшись, я посмотрела на Лонго. Он стоял позади меня, держа ладони в карманах брюк. И выглядел куда лучше, чем обычно. Возможно, мне лишь казалось, но создавалось ощущение, что его кожа больше не была серой. Будто бы ушла усталость. Даже взгляд другой.

- Насчет моей семьи, - отвернувшись, я опять посмотрела на воду. – То, что там не все так просто и хорошо, думаю, ты и так понимаешь.

В груди против воли все сжалось и сердце царапнуло. Достаточно сильно, чтобы я не могла это проигнорировать. Мне казалось, что я уже сумела подготовиться к этому разговору, но, как оказалось, наверное, это вообще невозможно.

- Возможно, моя мачеха когда-то была хорошим человеком. Поскольку я тогда была ребенком, ничего утверждать не могу, но, после смерти моего отца, слишком многое поменялось. В том числе и люди.

Смотря на воду, я рассказала о том, как мачеха начала сотрудничать с врагами отца. Большую часть денег они забрали себе, но в обмен на содействие, эти люди оставили ей кое-какое вознаграждение. Помогли отмыть мое наследство. Обанкротить все, что осталось после отца и деньги перевести на счета мачехи. На самом деле все было куда сложнее, но углубляться в факты, которые уже не имели смысла, я не стала. Лишь описывала общую ситуацию. Тем более, я сама всего не знала.

Продолжая, я рассказала, что мачеха своеобразный человек. Как оказалось, склочный. С высоким самомнением, но она достаточно умна, чтобы искать людей, которые ей были полезны и пытаться наладить с ними связь. Все последние годы она только этим и занималась.

И своих дочерей она обожает, из-за чего я, еще будучи ребенком, стала для нее врагом. Ведь, несмотря на то, что отец по завещанию оставил кое-что им, это все равно было несравнимо с тем, что должно было достаться мне. И тогда мне казалось, что именно из-за этого мачеха меня ненавидела. А поскольку я была слишком хрупкой преградой, перед тем, чтобы обеспечить своим дочерям богатую, шикарную жизнь, мачеха этим воспользовалась.

Пока я все это рассказывала, Матео ни разу меня не перебил. Слушал молча. Разве что атмосфера больше не казалась настолько спокойной, как раньше. Наверное, это происходило из-за того, что у меня в груди горело, но не оборачиваясь к Лонго, я продолжала.

Рассказала о том, что была еще той наивной идиоткой, ведь долгое время тянулась к мачехе, а когда поняла, что этого лучше не делать, так как что-то подобное вызывало лишь ее раздражение, я все равно пыталась свою семью найти в своих сводных сестрах. Мы ведь выросли вместе. Верила им. Велась. Из-за чего неоднократно поплатилась.

- Помнишь, я раньше горловиной свитера закрывала низ лица? – спросила, проводя пальцем по экрану телефона. Я уже включила фотографию, которую хотела показать Лонго. Вот только самой было невыносимо на нее смотреть. На ней мое лицо еще в свежих ожогах. В самой худшей своей стадии. Как же мне тогда было страшно, что я навсегда такой останусь.

- Помню, - голос Матео прозвучал совсем близко. Прямо за моей спиной.

Я не заметила того, как Лонго подошел ближе. Лишь утопала в тяжести атмосферы и раскаленности воздуха, но решив не оборачиваться, просто завела руку за спину и передала ему телефон.

- Вот по этой причине, я прятала лицо, - я почувствовала то, что Лонго забрал мой телефон, из-за чего наши пальцы еле весомо соприкоснулись.

Повисла тишина. Слишком тяжелая, чтобы ее можно было нормально воспринимать и даже вдохи давались намного тяжелее. Словно их приходилось делать через внутреннее жжение, проникающее в тело через воздух, наполнившийся тем, что разрывало на куски.

- Что это? – от того, как прозвучал голос Матео, я почувствовала соприкосновение с тем, что содрогалось в груди.

- Шалость моих сводных сестер, - я сильнее сжала картонный стаканчик, думая о том, насколько мерзко Лонго смотреть на эту фотографию. И какое отвращение он от нее испытывает.

Опуская уголки губ, я рассказала о том, что было на выпускном. Коротко. Сухо. Просто как факты, ведь ту ситуацию, я уже пережила и ныть не собиралась.

- Когда мы с тобой впервые встретились, ожоги уже почти прошли. Оставались покраснения, которые я позже начала прятать под тоналкой. Сейчас их вообще нет. Со зрением сложнее. Оно частично вернулось, но врачи говорят, что так, как раньше, я уже видеть не смогу. Но, в принципе, я не жалуюсь. Все не так