Читать книгу - "Дерево всех людей - Радий Петрович Погодин"

– Заметьте, – вопил он, утратив, впрочем, непререкаемый вид оракула, – после блистательного Ра боги измельчали, стали жениться на своих сестрах, сделались коварными, звероподобными, жирными или, наоборот, чахоточными, с заискивающей философией, в том числе и спасением через веру в Спасителя и совершенствованием через детей. У Ра не было философии, у него была только жизнь, могучая, как Ниагара. – Люстра выпучил глаза под очками, воспламенил их силой мысли и прозрения в прошлое, которое, как известно, смыкается в кольцо с будущим.

Мы поднялись с пыльной травы. Стряхнули одежду. Люстра ждал. Когда мы поднесли к его черешнеобразному носу свои несвежие кулаки, он фыркнул:

– Мыслитель не зависит от жалких угроз.

– А чем докажешь, что прародина индоевропейцев была в степи между Доном и Волгой, а не в Анатолии и не на Балканах?

– Конем! – сказал Люстра. – Ни на Балканах, ни в Анатолии еще не было коня. Не было всадников. Тем более, не было его и на земле фризов. Гад буду. Могу побожиться…

И уже много лет спустя в замечательной статье Э. Берзина я прочитал, что «местопребывание протоиндоевропейцев накануне их распада на отдельные группы надо искать только в той археологической культуре, где – по крайней мере, в третьем тысячелетии до новой эры – коневодство приобрело массовый характер и уже существовал массовый культ коня…» В шумерской литературе в то время не было для лошади даже названия – коня называли ослом гор. Но к северу от Черного и Каспийского морей в слоях четвертого тысячелетия до новой эры обнаружены кости домашней лошади и части древней узды – свидетельство освоения всадничества. Если бы это знал Люстра, он бы весь без остатка превратился в сверкающий пар и вознесся бы в небеса, как сам тогда говорил – к чертям собачьим.

Некоторые ученые считают, что передвижения индоевропейцев, как такового, и не было, была как бы эстафетная передача языка: от племен с более высоком культурой племенам с более низкой культурой, а приход индоевропейского языка в Индию, где главенствовала высокая цивилизация Хараппы, объясняют упадком этой культуры в связи с многолетней засухой.

Язык, видимо, может передвигаться и как эстафета, но Бог – Бог идет с человеком, в его гуще, может быть, иногда лишь на шаг впереди.

Мне, как бывшему физкультурнику, понятна тяга людей к броску. В броске есть что-то от высших сил, фатальная необходимость – понуждение духа. Вот племя копит уверенность, как бы кристаллизует цель – а что такое истина, как не осознание цели – и в один прекрасный момент устремляется в неведомое. Верхом на коне.

И женщины, и дети. Необходимые грузы на волокушах. По-видимому, телег в третьем тысячелетии до новой эры еще не было. Что там, за горным перевалом…

Синдом окрестили и главную реку Индии, и самое Индию – и главное божество пришельцев носило имя Синдра. Пусть они назовут имя своего бога, и они назовут адрес своей прародины. Синд – Ра – персонифицированная память о родных степях.

Ни в какие божественные ворота Синдра не лезет: он не солиден, не умудрен, задирист, он не заботится о равновесии сил добра и зла. Синдра – молодой всадник, не подчиненный никаким коллизиям свободный дух.

В Индии Синдра теряет свое «с», но не это замечательно для нас в данном случае – для нас замечательно подтверждение того, что протоиндоевропейцы называли Волгу Ра – небесная вода. Интересное дело: почему у русских мать-река именно Волга, а, скажем, не Западная Двина, ведь русские вышли на Волгу в общем-то поздно, когда время мифов прошло.

Небесная вода – струя огненная. По воде разливается пламя, и становится река матерью. Если Бог не исток жизни, то для чего он? Ра своеволен и своенравен. По представлениям древних, он восставал лишь тогда, когда вызывал к жизни весну или живую дуду. Таков и его сын Индра.

Люстра орал, ликуя:

– Они от Ра! Они еще в раннем неолите пользовались теоремой Пифагора для сооружения культовых долменов, кромлехов, и древнейших пирамид. Катастрофа их остановила. Рарат – всемирный потоп. Встретились две великие стихии, два Ра – огонь и вода. Но встретились как враги. И когда небо очистилось от багрового пепла, над потопом взошла Аврора. Если название горы Арарат можно перевести как «земля, не тронутая ни огнем небесным, ни потопом», поскольку «а» – отрицание, то Аврора – это «Непогасшая звезда». Во время потопа все звезды погасли, кроме Авроры. Тут важна драматургия смыслов. Например, чешское женское имя Ружена в переводе – беременная девушка.

Мы долго корчились от смеха искусственного и безрадостного. А Люстра увещевал нас, в основном Степу:

– Ну ладно, он физкультурник (это обо мне), но ты-то, Степа, умный ведь был. Ты-то что? – Не дожидаясь ответа, Люстра пустился в рассуждения о борьбе хищного матриархата, который олицетворяет вздорная Гера, с нарождающимися и крепнущими силами мужиков, которых олицетворяет Геракл.

– Кстати, после победы Геракл получаете в жены вечно юную Гебу – весну. Намек на то, что мужики – слабаки, помирали рано: душа у них дряхлеть не успевала… Кстати, здесь очень интересные возникают соображения – все представления о первоначалах меняются. Ге – земля-мать становится и землей-смертью. Этого я еще не раскумекал. Кстати…

Люстра поднял тощий указательный палец, и по этим «кстати» и по этому сверлящему пальцу мы поняли, что он сам не успевает за своими открытиями, что он захлебывается ими, как океаном.

– Оракул – моление к Ра. Через красавчика Аполлона. О, Ра! Моление к Ра, орать – пахать. Без моления нельзя. Ура! – все вокруг Ра. Не Ра на небе, а небо у Ра. Моление о жизни. Клич о бессмертии в боге.

Ра – величайший из всех величайших. – Враг его – змей Апоп. Солнце на закате опускается в разверстую пасть этой змеюги…

То, что «дурак» от Ра, мы уже приняли сердцем и поэтому решили не откладывая посетить Люстриного соседа, причем решение это пришло в голову нам обоим одновременно. По-нашему выходило, что Люстра впадает в мистику, в буржуазный идеализм, псевдоразум, что он почти враг народа, что ни к диалектическому материализму, ни к марксизму его трепотня отношения не имеет.

Знакомство Люстры с соседом случилось «через посредство молотка». Бесконечно усталая мать велела ему вбить в коридоре гвоздь – повесить корыто. Люстра молоток взял и шарахнул им по стене, чтобы определить точку вбивания по звуку. Но звука не получилось. Молоток улетел куда-то. Люстра расковырял дыру в стене, просунул туда руку. Он мог ожидать всего: что его дернет