Читать книгу - "Продолжение «Тысячи и одной ночи» - Жак Казот"

вы, дети мои, — все мы звенья одной цепи. Зинеб-иль-Мурат заслужил благорасположение халифа? Надо думать, для такого поворота понадобилась чья-то помощь, и наш царь понимает, что с него за нее ничего не требуют, потому как, поженив вас, он исполнил свое обещание. Бекамар даже от вознаграждения отказался. Вот что самое главное».

Избавившись от врагов, царь Дамаска уверился, что своим счастьем обязан молитвам моей прабабки. Он выделил ей комнаты во дворце по соседству с покоями ее внучки и позволил сопровождать любые похоронные процессии, а также молиться на кладбищах.

Хамене с удвоенным рвением взялась за старое: принимала подношения так, будто у нее самой было шаром покати, и все, что получала, раздавала бедным. На улицах вокруг Дамасской святой всегда собиралась толпа, слава, а также надежда на скорое путешествие в Мекку делали ее счастливейшей из женщин, и каждый вечер она прохаживалась у хана, высматривая своего паломника.

Моя мать понесла и счастливо разродилась. Я появился на свет под зловредной звездой, ибо был обещан нашему общему врагу. Хамене без устали качала мою колыбель и бормотала свои молитвы. Она усердствовала больше, чем моя кормилица.

Бабуля направляла меня с первых моих шагов и, как только я немного подрос, начала развлекать меня, знакомить с игрушками и рассказывать сказки. В общем, она завладела мной так, что мы сделались неразлучны.

Семья наша росла год от года, родители посвящали себя заботам о моих братьях и сестрах, и только я оставался на попечении прабабки. Она сама научила меня читать и писать, ибо в совершенстве владела искусством письма благодаря тому, что любила переписывать суры Корана на кусочки веленя. В ту пору Хамене уже считала себя вдовой.

«Увы! — говорила она. — Мой бедный, бедный паломник! Он был стар и совсем не щадил себя! Ты, дитя мое, потерял доброго деда. По моему разумению, он многому научил бы тебя, ибо сам многое умел».

«Но, бабуля, — недоумевал я, — волшебники из сказок, которые ты мне рассказываешь, тоже умеют делать похожие вещи. Значит, он был волшебник?»

«Колдуны не любят женщин, как порядочные люди, и так, как любил меня этот дорогой мне человек. О, дитя мое, он относился ко мне с таким почтением, что ни разу даже пальцем не коснулся. Кроме того, те, о ком ты говоришь, не совершают паломничества в Мекку. Ибо они знают, что Коран проклинает колдунов».

Когда я подрос, Хамене стала брать меня на похороны. Если я не поспевал за нею, она передавала меня на руки кормилице и велела той стоять под охраной двух крепких рабов в таком месте, откуда я мог бы видеть, как она изображает горе. Потом она подводила меня к могилам и заставляла повторять за ней «Иль-Фатиху» и «Иль-Калимат».

Я от рождения был ленив и почти не вникал во все тонкости того, что делает моя прабабка. Зато, когда мы возвращались домой, она рассказывала мне чудесные сказки, и это единственные познания, которые она смогла вложить в мою голову.

По-настоящему доброй Хамене была лишь с моей матерью и со мной. Нам она прощала всё, зато к слугам была безжалостна. И поскольку я часто слышал, как люди называют ее святой, то получил весьма своеобычное представление о святости.

Так прошло мое детство, и наступил год, в конце которого мне предстояло узнать часть правды о моей участи, а моим отцу и матери — понести наказание, неизвестно от кого и как, за то, что они, никем не принуждаемые, столь бездумно отдали меня в чужие руки.

Мне пошел пятнадцатый год. При дворе моего деда на меня смотрели как на одного из тех царевичей, что идут в дервиши: никто меня не любил, единственным моим другом оставалась моя верная бабуля. И вот однажды мы вдвоем посетили гробницу, а когда вышли из нее, перед нами предстало нечто ужасающее. То был армянский торговец, о котором я знал только из рассказов Хамене, но вид его и выражение лица показались мне настолько же зловещими, насколько белой была его борода.

Моя прабабка чуть не лишилась чувств.

«Призрак! Мертвец!» — ахнула она.

«Нет, я не мертвец, — возразил мнимый армянин, грубо схватив ее за руку. — Умолкни, или я отправлю тебя на тот свет».

«Откуда ты взялся, несчастный, где ты пропадал пятнадцать лет? Как ты мог обмануть такую порядочную женщину, как я?»

«Замолчи, безумная святоша, или твой язык навеки прикипит к нёбу. Некогда мне время терять. Я пришел за моим сыном».

«За твоим сыном?! Когда это ты женился на мне, чтобы у меня был от тебя ребенок? Пойдем к кади, тогда и получишь сына».

«Чтобы я женился на тебе, старая дуреха?! Дряхлый скелет, памятник древности, позорище, вылепленное из допотопной грязи! Немедля отдай мне мальчика!»

«Только вместе с моей жизнью, злодей! И тебя распнут прямо здесь за двойное убийство!» — бесстрашно отвечала Хамене, крепко прижимая меня к своей тощей груди.

Ужас сковал меня. Вдруг глаза армянина загорелись огнем, а борода задымилась. Он ударил мою прабабку по щеке, и мы, не разжимая объятий, грохнулись о землю.

На одно мгновенье моим глазам предстала такая картина: Хамене превратилась в ивовую корзину, такую длинную, что я помещался в ней, вытянувшись во весь рост. Ее руки превратились в прутья, которые не давали мне ни шелохнуться, ни вывалиться наружу, а четки, разделенные на две части, стали ручками.

Наш палач пнул корзину с силой, способной обрушить гору. Мы взлетели под облака и понеслись по воздуху, пока не опустились в роковой источник.

Я упал с огромной высоты и ударился так, что на мне живого места не осталось. Однако я еще не потерял сознания и успел увидеть, что моя прабабка повисла на верхушке дерева и стая воронов уже терзает ее окровавленное тело. Я лишился чувств. Думаю, мои дорогие товарищи по несчастью, я ничего не добавлю к вашим страшным рассказам, если поведаю об истязаниях, которым подвергло меня это чудовище. Злодей привел меня в этот дворец и три месяца удерживал на грани жизни и смерти. Я страдал от немыслимой боли, что причиняли мне бесчисленные переломы. Я всё слышал, но не мог ни говорить, ни подать какой-нибудь осмысленный знак. Мограбин пользовался этим, стремясь внушить мне, что он и есть мой настоящий отец и лишь отнял меня у опасных людей, которые навязали мне ужасное воспитание и напичкали ложными предрассудками. Коротко говоря, ему пришлось разъять меня на части, чтобы слепить заново.

Речь его