Читать книгу - "Лачуга должника и другие сказки для умных - Вадим Сергеевич Шефнер"

до водяной поверхности. Потом принес пищевой запас, распределил его по боковым ящикам. Затем взял канистры из носового рундучка, сходил к ручью, наполнил их пресной водой. И вот – отчалил. Гребу, налегаю на весла, а океан спокойный, ночь лунная, берег Рая отлично виден, как на картине. И вдруг пропал берег, вопреки всем законам оптики пропал. Это, безусловно, повседневная работа «Серой рыбы» сказалась.

Меж тем ветер свежеть начал. Правда, он мне попутный был, он все дальше отжимал меня от невидимого Рая, но он все крепчал. Валики пошли по океану, небо затянуло, луна скрылась. Час шел за часом, я греб, сил не жалея, держа шлюпку кормой к волне. Ветер, опасный мой попутчик, совсем распсиховался, гнал низкие грозовые тучи, выл, гудел…

Я не сразу приметил, что солнце восходит. Но это, невзирая на всю непогоду, был явный восход: впереди край горизонта посветлел, заалел. «Сейчас в Раю на цветочных часах розовый цветок, наверно, раскрылся», – подумал я. И представилось мне, как островитяне, надев свои танцевальные туфли, идут поздравлять Кузю да Марусю.

И вдруг с той стороны, где остров, что-то полыхнуло, вспыхнуло. Потом, перекрывая шум ветра и волн, гул пронесся над океаном. Не стало Рая.

Не помню, сколько дней провел я в том плаванье. Наступил долгий штиль, я греб, а куда – и сам не знал. Потом кончилась еда, потом и личные жировые накопленья иссякли. Меня подобрали добрые туземцы-рыбаки, обитатели одного экзотического (но не райского!) острова. Долго описывать, как я все-таки на материк перебрался, как потом, после долгих сложностей, на родину вернулся, в свой городок.

По возвращении поступил я на краткосрочные счетоводные курсы, потом в курортную бухгалтерию устроился. Потом женился. Потом незаметно пенсионный возраст подошел. Живу я неплохо, имею семью, пользуюсь дарами природы и кухни. А ведь мог погибнуть, если б не проявил инициативы!

17. Под занавес

…Третьего дня опять их во сне видел. Будто приехал я в Ленинград, иду по Малому проспекту, а навстречу – престарелый мужчина. И рядом с ним – дама. Уже пожилая, но еще симпатичная. Да это же Кузя с Марусей! И говорит мне мой друг:

– Шарик, да ты, выходит, жив! А мы-то считали, что ты как удрал тогда в океан – так и погиб там.

– Я не удрал, я по разумному расчету отчалил… Но вы-то как воскресли?

– А мы и не помирали. Правда, переживанья были. Утром тогда ввалились к нам в спальню поздравители, пляс затеяли… Ну, думаю, амба. Супруге своей новоявленной шепчу: «Бодрись, Марусенька, сейчас в небо загремим!» Но ничего не случилось. Видно, в Раю свои законы физики, так что взрывчатые вещества там силу теряют.

– А потом, потом? – спрашиваю Кузю.

– А потом стали мы в своем особняке жить-поживать. И начала меня тоска брать. На кой хрен, думаю, мне этот райский остров – мне родной Васильевский подавай! Уговорил Марусю. Плот соорудил. Отчалили. Нас весь Рай провожал. В конце концов, после долгих приключений и мытарств, доставил-таки жену в Питер. Тут живем и множимся. Внуки уже завелись, двойки почем зря, на радость родителям, приносят.

– Значит, ты счастлив, Кузя?

– На девяносто девять процентов. Все бы хорошо, да не тот нынче Васин остров. И подружки мои прежние куда-то подевались.

– Ты смотри у меня! – погрозила ему пальчиком Маруся, а сама улыбается. И понял я: любит она его прочно-вековечно. С тем и проснулся.

1983

Кончина коллекционера

Посвящается всем читающим и пишущим

1. Введение

Профессор Колькопф еще в 1973 году предсказал, что в непредсказуемом будущем наша добрая старая галактика войдет в несубстанционное соприкосновение с галактикой Икс и это может вызвать непредсказуемые явления. Мало того, еще раньше, в 1969 году, доцент-самоучка Стоеросов в статье «Завтра или никогда?» предостерег, что под влиянием спонтанных космических факторов бумага может приобрести стойкие цветоотталкивающие свойства, чему будет предшествовать некая мгновенная вспышка в атмосфере. Но человечество почему-то пропустило мимо глаз и мимо ушей эти мудрозловещие пророчества.

Что касается пенсионера В. П. Нектова, то ему вообще ни до каких непредсказуемых явлений дела не было; все его земные помыслы были направлены на поиски редких папиросных этикеток. Замечу вскользь, что сам он был некурящим и остро сознавал этот свой недостаток. В юности пробовал курить, но ничего, кроме тошноты, не получалось. С той поры зародилась в его душе зависть ко всем курящим, и она-то – подсознательно – и натолкнула его на папиросное хобби. Постепенно хобби переросло в страсть. Долгое время он не мог отдаться ей целиком, но, выйдя на пенсию, вырвался наконец на оперативный простор – и стал Собирателем с большой буквы.

2. Зефиры и дары канализации

Сентябрьским утром 198… года Нектов возвращался в Ленинград из Гатчины, где провел два дня у своего приятеля-коллекционера Негудиева. Во внутреннем кармане пиджака, у самого сердца, Собиратель вез домой этикетку папирос «Зефиръ № 500»[79]; она была тщательно упакована в станиолевую бумагу. До революции папиросы эти выпускала табачная фабрика «Лафермъ»; «Зефиры» были пяти сортов, и каждый сорт имел нумерацию: № 100, № 200 и т. д. Производились они и фабрикой имени Урицкого, в эпоху нэпа; но особо ценны «Зефиры» старорежимные, с твердым знаком. Теперь Нектов обладал всеми пятью твердозначными этикетками! Жить бы да радоваться. Но радости не было: в обмен за долгожданный «Зефиръ» пришлось отдать Негудиеву «Октябрину», «Каприз» и «Басму»; правда – дубли, но все равно жаль. Особенно жаль «Басму», она очень редка. Ее в 1927 году начала было выпускать одна ленинградская частная артель, но наклейка очень походила на этикетку популярных в те годы папирос «Сафо». Лентабактрест возбудил против артели судебное дело – ведь та прибегла к недобросовестной конкуренции; выпуск «Басмы» был прекращен. Редкость, редкость… Дружба дружбой, но Негудиев очень уж хитер. В его коллекции есть даже «Дядя Костя» (мягкая упаковка, 1914 год!). А у Нектова до сих пор нет «Дяди Кости», и тяжко, тяжко сознавать это…

Не радовали и дела сына, угасающего искусствоведа. Олег унаследовал от отца благородную склонность к коллекционированию, но в несколько громоздком преломлении: увлекся собиранием металлических крышек от канализационных люков и ассенизационных колодцев. Все свободное (а отчасти – и служебное) время мотается по городу в своих «жигулях», выискивая места, где идет ремонт канализационной сети, и радостно увозит к себе домой на Поклонную гору старые, честно отслужившие свою службу крышки. Порой он вступает в какие-то таинственные сделки с дворниками, а недавно его застигли ночью на заднем дворе