Читать книгу - "Ледяной Скипетр - Алексей Велесов"

ярость на себя, на Водяного, на всю эту несправедливую ситуацию, и в то же время — какое-то новое, глубокое, почти болезненное уважение к ней. Он, солдат, готов был отдать жизнь — простой и понятный жребий. А она отдала нечто более абстрактное, но, возможно, не менее ценное. Часть своей связи с миром. Часть своей сущности.

Он видел, как она сжалась от холода и ужаса, видел панику в ее глазах в первые мгновения, видел, как она теперь сидит, собрав всю свою волю, чтобы не поддаться отчаянию. И он ничего не мог сделать. Ничего не мог сказать. Он мог только быть рядом. И его молчаливая поддержка, его взгляд, полный решимости разделить с ней любую ее ношу, в тот момент значили больше любых слов.

Казалось, прошла вечность, но вот впереди показался другой берег — такой же высокий и обрывистый, покрытый редким лесом. Водяной, не прекращая своей песни, подплыл к самому урезу воды, где лед был тонким и хрупким.

— Приплыли, — булькнул он, обрывая песню на полуслове. — Слезайте. Ваш час пошел.

Они молча соскользнули с его спины на крепкий прибрежный лед. Елена, едва ступив на землю, чуть не упала — ноги были ватными, все тело дрожало от пережитого напряжения и холода.

Данила подхватил ее, поддержал. Его рука была твердой и надежной.

Водяной повернул свою голову, его омуты-глаза снова уставились на Елену.

— Помни, девочка, — проскрипел он. — Ты отдала мне не просто звук. Ты отдала часть своего влияния. Свою власть над словом. Кто знает, какую песню ты не успеешь спеть, какое слово не успеешь сказать… Пока твой голос у меня. Цена… цена всегда оказывается выше, чем кажется.

Он медленно, с тяжелым всплеском, погрузился в черную воду. Лед сомкнулся над ним, не оставив и следа. Лишь легкая рябь пробежала по поверхности, да на льду осталась лужица мутной воды и несколько травинок тины.

Они остались одни. На пустынном берегу. Под свинцовым небом. В оглушительной тишине, нарушаемой лишь ветром и сдавленным дыханием Данилы.

Он повернул Елену к себе, заглянул в ее глаза. Его собственные глаза были полны боли и вопросов.

— Зачем? — беззвучно прошептали его губы.

Она не могла ответить. Она лишь покачала головой, и из ее глаз, наконец, покатились слезы. Беззвучные, горькие, жгучие слезы. Она плакала о своем голосе, о своем страхе, о своей ноше. И о том, что, возможно, Водяной был прав — цена действительно оказалась страшнее, чем она думала.

Данила не сказал больше ни слова. Он просто притянул ее к себе, обнял, прижал к своей груди, к толстой, грубой ткани его шинели. Он держал ее, пока ее безмолвные рыдания не стали реже, а потом и вовсе утихли.

Он отпустил ее, посмотрел на ее бледное, испачканное слезами лицо, и его собственное лицо исказилось гримасой суровой нежности. Он достал из своего походного мешка флягу с водой и поднес к ее губам. Она сделала несколько глотков, и прохладная влага хоть немного смыла комок отчаяния в горле.

Потом он взял ее за руку. Его ладонь была теплой и шершавой. Он не отпускал ее. Он повел ее вверх, по склону, к спасительной темной полосе леса на горизонте.

Они шли молча. Елена смотрела на его широкую спину, на амулет Сварога, поблескивавший на его груди, и чувствовала тепло его руки. Она была нема, как рыба, как камень. Но она была жива. И она не была одна.

А где-то в глубине Волги, в своих темных чертогах из затопленных бревен и костей, Водяной, хозяин реки, слушал новый, диковинный звук в своей коллекции — чистый, высокий, еще не обретший силы, но полный скрытой мощи голос Елены Ветровой. И ухмылялся своей беззубой, пиявчатой ухмылкой. Игрушка была любопытной. Всего на час. Но кто знает… час на Волге — он такой длинный, такой обманчивый… Иногда он тянется целую вечность.

---------------------------------------------------------------------

Слово «кригалец» — это авторский неологизм, то есть слово, придуманное мною специально для этого текста.

Оно образовано путем слияния двух слов:

«Крик»

— передающий резкий, громкий, пронзительный звук, который издает Водяной.

«Галец»

(или «галька») — мелкий, окатанный камень, часто встречающийся на речных берегах. Это слово придает ощущение чего-то твердого, природного, «речного».

Таким образом, «кригалец» — это не просто крик, а голос, похожий на грохот речной гальки, низкий, скрежещущий, «каменный» по тембру. Этот окрик не просто звучит — он физически ощутим, он «катится» по льду, как волна, заставляя его вибрировать.

Почему был выбран именно такой прием?

Создание атмосферы:

Прямого синонима (вроде «рокот», «грохот») было недостаточно. Мне нужно было слово, которое сразу бы погружало читателя в стихию речного духа — грубого, древнего, состоящего из самой материи реки (воды, ила, камней).

Характеризация Водяного:

Его речь не должна быть человеческой. Она должна быть слышна не только ушами, но и кожей, костями. «Кригалец» идеально передает эту идею — это голос, который не просто сообщает информацию, а оказывает физическое воздействие на мир.

Обогащение языка мира:

В фэнтези, особенно с сильным фольклорным уклоном, такие авторские неологизмы помогают создать уникальную языковую среду, сделать мир более живым и осязаемым.

Краткий итог: «Кригалец» — это скрежещущий, низкий, «каменно-водный» голос Водяного, обладающий не только звуком, но и физической силой. Это попытка найти слово для того, для чего в обычном языке слова нет.

Глава 10. Молчаливая Елена

Первые шаги по южному берегу Волги были шагами глухонемой в чужом, оглушительно громком мире. Казалось, сама река, только что отпустившая их, теперь насмехалась над ее немотой — каждый шорох волн, каждый треск льда звучал особенно ярко и ядовито. Елена шла, невидящим взглядом уставившись в спину Данилы, все еще чувствуя на шее ледяной, липкий отпечаток пальцев Водяного. Ужас немоты был физическим — комом в горле, сжимавшим грудь, не дававшим дышать. Она пыталась сглотнуть, прочистить горло, издать хоть какой-то звук — и терпела поражение. Тишина внутри черепа была абсолютной, звенящей, давящей. Она подняла руку, дотронулась до своих губ — они шевелились, но не рождали ни шепота, ни стона. Это было похоже на самую страшную клаустрофобию — заточение в собственном теле.

Данила, не отпуская ее руку, вел ее вверх по склону, к спасительной темноте леса. Он не говорил ни слова, но его хватка была красноречивее любых речей — твердая, уверенная, не позволяющая упасть или остаться позади. Он понимал. Он видел панику в ее глазах и отвечал на нее не словами, которых она все равно не