Читать книгу - "Блокадные девочки - Виктор Семенович Бакин"

Домой. В Ленинград

— Я привыкла к слову «Ленинград». Я в Санкт-Петербурге не жила, поэтому петербурженкой себя не считаю. Я ленинградка. Нравится это кому или не нравится. Но я ленинградка! (Произносит с нажимом.) И где бы потом ни жила — на Кубани, на Урале, в Кирове — я все равно ленинградка. Вот настолько город впитался в меня, вовсе мои клеточки.

Дети мы — блокадные. Помним дни осадные: Грозные и слезные, С тяжестью утрат. В памяти у каждого Боль своя и страшная. И любовь есть общая — Это Ленинград!

Вернулись мы в родной город только в 1946 году. Причем просто так в Ленинград было не попасть. Мол, мы надумали вернуться и поехали. Купили билет и поехали — нетушки. Не пустят. Нигде не пропишешься, нигде места не найдешь. Запрет был абсолютный. Только по пропускам пропускали, по вызовам, по документам специальным. Только так можно было возвратиться в Ленинград. Ну, а как нам-то вернуться? Вот мама и завербовалась на металлический завод имени Карла Маркса.

Что помню? Состав — товарные вагоны. Очень чистенькие, лавки свеженькие сделаны. Пассажиры — в основном женщины с детьми. Молодые — девушек много. С собой везли продукты: муку, сало, подсолнечное масло. Даже захватили посылочку с яйцами. А как их упаковать, чтобы не разбить и довезти? В муке! Это проверенный способ. В мешок погружают посылочный фанерный ящик, там мука, куда и вкладывают яйца. Если какое-то разобьется — мука залепит все дырки, и яйцо не вытечет. Так чистенько и доедет. Вот такая народная мудрость.

По Ленинградской области когда ехали — по обе стороны леса нет, одни стволы торчат вместо деревьев. Болотистые места, кустарники — все обгорелое. И вдоль железной дороги техника военная разбитая брошена, не убрана. Как шли бои — так все и осталось. Вот это видели… следы, ужасные следы.

Приехали в Ленинград. И первое впечатление: на Невском проспекте большие разрушения, дома стоят черные. На Петропавловской крепости шпиль закрашен темной краской. Шпиль адмиралтейства тоже покрыт темной краской. У Казанского собора, у Исаакия — сплошь огороды…

Чтобы как-то сгладить это впечатление, разбитые места, дыры, обвалы закрывали щитами. Где сильные разрушения — вообще убирали постройки, расчищали площадки и на этом месте открывали скверики. Позднее, когда я уже студенткой была, видела, что почти весь Невский стоял в строительных лесах.

Прежняя наша комната была уже занята. Началось хождение в Смольный с заявлением, чтобы дали жилплощадь. Хождение по мукам. А пока папин друг приютил — он жил на Каменном острове. Потом мама все же как-то вывернулась, сумела — получили махонькую узенькую комнатушку в бывшей дворницкой на Большой Пушкарской улице, дом 3. Понятно, не хоромы. Но и это уже было все-таки что-то, какая-то крыша над головой.

А на старом месте, в нашем старом большом доме из детворы в живых осталось совсем немного.

Тамара Ромашкина — и то лишь потому, что была эвакуирована. Марина Мариева — но она вскоре умерла. Женька Харитонов и сестра его Валя — и они вскоре тоже умерли. Все! Больше никого!..

* * *

…Дома, уже накануне Дня пожилого человека я раскрыл небольшую поэтическую книжку, где на обложке значится автор — Дина Губина, и название — «И я оттуда, из блокады», и прочел стихи о памяти, о Ленинграде, о Ладожском озере, о маме…

А еще «Вальс пожилых», где есть такие строчки:

…Пожилые, пожилые,

Улыбнитесь, шире круг!

Вспомним годы молодые,

Позабудем про недуг!

Вспомним песни под гитару,

Позабудем про покой,

Топнем — левой, топнем — правой,

Эх, тряхнем-ка стариной!..

Блокадный Ленинград. Хроника

Август 1942 г.

9 августа в блокадном Ленинграде состоялось историческое исполнение ленинградскими музыкантами 7-й («Ленинградской») симфонии Дмитрия Шостаковича.

Исполком Ленинградского городского Совета разрешил с 25 августа продажу населению по августовским продовольственным карточкам в счет месячных норм по крупе:

Пшена: рабочим и ИТР — 400 граммов, служащим — 300 граммов.

Риса: детям до 12 лет — 200 граммов.

Также разрешена продажа по продовольственным карточкам:

а) всем группам населения по пол куска (200 граммов) твердого хозяйственного мыла или 300 граммов жидкого мыла;

б) всем группам населения по одному куску (100 граммов) твердого туалетного мыла или по 150 граммов жидкого мыла.

Сентябрь 1942 г.

К XXV годовщине Октябрьской революции управление по делам искусств, радиокомитет и ленинградский Союз композиторов объявили конкурс на лучшее музыкальное произведение, посвященное героической борьбе Ленинграда против немецких захватчиков.

Октябрь 1942 г.

Начались занятия в старших классах.

Ноябрь 1942 г.

С 1 ноября решением Ленинградского исполкома прекратилась массовая эвакуация. Всего с июня 1941 года из города было вывезено 1 миллион 743 тысячи человек.

Ленинградское отделение Союза архитекторов и инспекция охраны памятников объявили конкурс на проекты восстановления исторических зданий, пострадавших в дни войны.

Общая численность населения Ленинграда упала примерно до 550 тысяч человек.

Начали работать 148 школ с 65 тысячами учащихся.

Декабрь 1942 г.

Президиум ВС СССР учредил медаль «За оборону Ленинграда».

Исполком Ленинградского горсовета объявил продажу населению масла животного (сливочного) по декабрьским продовольственным карточкам: рабочим и ИТР — 200 граммов, служащим — 100 граммов, детям до 12 лет — 100 граммов, а также продажу населению по 200 граммов сухофруктов.

«Мешочек с горохом. Моей доченьке. Когда я умру…»

…Кругом привычный разноголосый студенческий шум-гам и как-то волнительно: до зимней сессии всего-ничего, а мы отыскали в главном корпусе тихое местечко, закрылись в небольшом уютном музее Медицинской академии, где работала ныне жительница блокадного Ленинграда Инна Владимировна Токарева (Турчанинова) и на фоне памятных экспонатов и бережно хранимых раритетов поговорили неспешно, душевно, откровенно:

— Я родилась в городе Ленинграде в тридцать седьмом году, а жили мы на Петроградской стороне: улица Малопосадская, дом 19, квартира 36. Даже сейчас адрес помню. Это недалеко от Петропавловской крепости и дворца Кшесинской, где когда-то с балкона выступал Ленин. Там недалеко была еще татарская мечеть.

Я родилась в семье служащих. Мама сначала была счетоводом, потом стала бухгалтером в домоуправлении. Отец — инженер, во время войны ушел на фронт в Морфлот. Дедушка руководил общепитом, а бабушка педагог, инспектор народного образования.

Жили в коммунальной квартире. Квартира большая, комнат много. Ново время войны кто-то умер, а многие разъехались. И мы остались совсем одни: я, мама, дедушка, бабушка.

Три с половиной года мне было, когда война началась. Номы так любили свой город, что не хотели его покидать. Первое время думали — скоро война кончится. Немного