Читать книгу - "Пляска на помойке - Олег Николаевич Михайлов"

затем забрался на салфетку. Не желая огорчать хозяев тем, что он заметил этого непрошенного дачного жителя, наш герой постарался выбрать момент, чтобы сощелкнуть, не повредив, таракашку на пол, и тут же поднял тост за хозяйку, пространный, витиеватый и искренний. Елена Марковна была растрогана!

— Разрешите вас поцеловать! — пылко воскликнула она.

На носу у нее блестела серебряной сережкой яркая селедочная чешуйка.

Дорогая, дорогая Елена Марковна! Как много намешано всего в человеке: нелепого, смешного, трогательного, доброго! И как почувствовать, не упустить эту зыбкую грань, чтобы не соскользнуть ни в издевку, ни в сентиментальную восторженность! Но как не любить вас — уже за милую готовность помочь!..

Итак, Ташина и его — их судьба была в добрых и надежных руках. Можно было говорить теперь о чем угодно. Хотя бы о литературе, о классике Федоре Федоровиче, о романе Елены Марковны, который уже вышел из печати и лежнем лежал во всех книжных магазинах Москвы. И Алексей Николаевич говорил, говорил, говорил. И говорил с такой неподдельной живостью, с такой глубиной участия и заинтересованности, что никто и ничто, даже самый проницательный психолог или, скажем, детектор лжи не заподозрили бы его в том, что он, находясь под легким газом, в это время вычисляет наиболее безопасный путь на своих «Жигулях» от генеральской дачи до аэропортовской квартирки.

Последнее слово оставалось за Еленой Марковной, которая, чокаясь, по обыкновению, рюмкой минеральной воды, обобщила;

— Я хотела бы только добавить к этому и развить то, о чем никто из виступавших ничего не сказал…

Домой они с Ташей добрались без приключений.

4

Позади был госпиталь имени Мандрыки в Серебряном переулке, хождения по врачам, надежды и ожидания. Алексей Николаевич даже сократил обычную винную порцию и мотался по хозяйственным делам, чтобы не нагружать Ташу.

Вернувшись под вечер, он увидел, что Таша, сделав круглые глаза, кивает в сторону гостиной:

— Тебя ждут…

Навстречу Алексею Николаевичу поднялся из кресла неприметный, в мятом костюме человек, предъявивший книжечку с популярной аббревиатурой:

— Меня интересует ваша переписка с эмигрантами…

Алексей Николаевич оглядел его: человек как человек. Из общей очереди за вареной колбасой и маслом.

— Вы любите хоккей? — спросил он.

— В общем, да, — смущенно ответил незваный гость.

— Сейчас начинается наш матч с финнами на первенство мира. Давайте, я включу телевизор и принесу пиво. А поговорим после…

Он уже настолько привык к подобным визитам, что не испытывал никакого волнения. Не то что некогда…

В студенчестве, в толстовском семинаре у Гудзия Алексей познакомился с ровесником — филологом из Тулузы Мишелем Окутюрье, много рассуждал с ним о литературе и не только о ней. А когда соседка на Тишинке оставила ему на время однокомнатную квартиру, пригласил Мишеля в гости.

Алексей ожидал своего французского приятеля у метро Белорусская, помахивая ключами на цепочке. Из телефонной будки между тем вывалился толстяк в сером плаще и вдруг с дурацкой интонацией обратился к нему:

— Что? Небось, папка с мамкой уехали? Девушку ждешь?

Чувствуя скользкую фальшь в его голосе, Алексей тут же согласился: да, жду, отвяжись. Об этой как будто случайной встрече Алексею, однако, пришлось скоро вспомнить. После отъезда Окутюрье он получил из Тулузы бандероль— американское издание романа Замятина «Мы» и дневники знаменитого французского писателя Андре Жида. Потом приходили и другие бесценные книги из-за железного занавеса, а сам Алексей копал по московским «букам» нужную Мишелю литературу.

Но через неделю или полторы после первой посылки Тишинку посетил незнакомец — очень крупный парень с большим и как бы раздавленным львиным лицом и оттопыренными ушами.

— Как, получили книжки от Окутюрье? — не представляясь, с порога спросил он Алексея.

— Вы, наверное, из университета? — вопросом на вопрос ответил тот.

— Нет, я спрашиваю. Книги из Франции получили? — повторил незнакомец.

И только тогда до Алексея доехало, кто перед ним.

— Знаете, — сказал он. — Если бы все это было года три назад, я бы испугался. А теперь — не боюсь!

— Вот и отлично, — растянул в улыбке толстые губы разгаданный незнакомец. — Тогда прошу спуститься вниз, к машине.

Была ранняя весна, Москва кисла под промозглым холодным дождиком. В «Победе», за аркой дома, сидели четверо. Когда они поровнялись с машиной, с заднего сиденья молча поднялся толстяк в сером плаще и ушел в дождь. «Победа» остановилась у Министерства внешней торговли Кагебэшник предъявил охране удостоверение, и они с Алексеем оказались в крошечной комнатушке, четверть которой занимал несгораемый шкаф.

— Зови меня дядя Вася,— предложил кагебэшник Алексею — Садись.

Стул, предназначенный нашему герою, был профессионально ловко втиснут в угол между несгораемым шкафом, стеной и маленьким письменным столом: не то что сразу не встанешь, но и от возможного рукоприкладства не увернешься. Сам же дядя Вася вольготно развалился на другом, спиной к двери.

— Вот бумага, ручка. Напиши, о чем вел разговоры с твоим французским другом, — услышал Алексей.

— Да о том же, о чем другие. В нашем семинаре было много народу, — сказал он.

— Не о семинаре речь. Не придуривайся. Ты ведь встречался с Окутюрье наедине. И нас интересует именно это, — парировал дядя Вася.

Пришлось смириться. Алексей, осторожно выбирая слова, набросал сочинение на хорошо известную ему тему: Лев Толстой и французская литература XX века — Ромен Роллан, Анатоль Франс, Андре Жид, Селин, Монтерлан, Барбюс...

— Теперь подпишись. Чудно! — сказал дядя Вася и, не читая, положил бумагу в портфель. — Встретимся через неделю. Я опять заеду за тобой…

И началось! Поехало! Коготок увяз! Чувствуя, что от одного рандеву к другому его затягивают в липкую паутину, Алексей сопротивлялся, как умел. Раз заявил, что не может так больше, что потерял покой и сон, что за ним таскается все время какой-то господин…

— Может, ты ему просто понравился? — улыбнулся одними толстыми губами дядя Вася.— Ну, понимаешь? Как бывает между мужчинами?

«На что он намекает?— лихорадочно думал Алексей.— Уж не на то ли, что я получил дневники Андре Жида? А ведь Жид был известным гомосексуалистом. Имел роман даже с молодым Луи Арагоном»,— и отрезал:

— Если вы подразумеваете извращенную любовь, то я таких преследователей не боюсь...

— Почему же? — обрадовался дядя Вася.

— Да потому, что меня охраняет советский закон!

Дядя Вася разочарованно хмыкнул: не прошло.

Одиако долго толочь воду в ступе дядя Вася не собирался. Он предложил Алексею,