Читать книгу - "Большое шоу в Бололэнде. Американская экспедиция по оказанию помощи Советской России во время голода 1921 года - Бертран М. Пэтнод"

К этому времени мое терпение подошло к концу. Я еще раз послал за Володиным и при содействии нескольких других разъяренных американцев потребовал выяснения отношений по поводу огнеупорного кирпича. Несчастный Володин, к этому времени достигший предела своей изобретательности, был вынужден признать под угрозой личного и немедленного наказания за продолжающийся обман, что его серийная история о заказе и перемещении кирпича была полной выдумкой от начала до конца. Я спросил его, какое возможное оправдание у него есть для своего обмана.

«Что ж, я скажу вам, полковник, — ответил он, вытирая лоб, — правда в том, что никакого огнеупорного кирпича не было и нет. Но такой ответ вас бы не удовлетворил, и поэтому мне пришлось вам кое-что сказать».

Хаскелл понял, что Володин откладывал «день окончательного расчета, надеясь, что тем временем какое-нибудь счастливое обстоятельство позволит ему получить огнеупорный кирпич и таким образом положить конец нашим настойчивым и раздражающим требованиям к нему».

Кулидж пришел к такому же выводу. Возможно, Хаскелл хотел включить его в число американцев, «взбешенных» из-за огнеупорного кирпича, однако Кулидж, казалось, никогда не раздражался, размышляя об «определенных недостатках как в русском характере, так и в укоренившихся официальных привычках», которые приводили к конфронтациям, подобным эпизоду с огнеупорным кирпичом..

Конечно, нам было обещано больше, чем было выполнено. Такова природа человека и особенно русской природы. Когда мы спрашиваем, можно ли что-то гарантировать, мы всегда можем получить утвердительный ответ, если будем достаточно настойчивы. Вместо того, чтобы рисковать сокращением нашей помощи, русские в данный момент гарантировали бы нам Луну, возможно, не совсем нечестно, а с беспечной надеждой, что по какой-то случайности или чуду они смогут получить ее или что-то подобное.

Хаскелл был менее способен сдерживать свой гнев: «Простая и причудливая ложь была главной способностью Володина, и я ни разу не видел его в здании нашей штаб-квартиры за те два года, что мы занимали, без того, чтобы не вспомнить длинные и сложные нити лжи, которые он так ловко плел, пока бушевала битва за Огнеупорный кирпич». Несмотря на такую колючесть, Хаскелл пришел к выводу, что часто то, что поначалу казалось советским безразличием и отказом сотрудничать с усилиями АРА, на самом деле объяснялось старомодной российской некомпетентностью.

Таково мнение Гудрича в дневниковой записи от 12 ноября 1921 года, сделанной в Москве после его возвращения из поездки по зоне массового голода: «Я нахожу ту же жалобу на то, что вся работа затягивается, а дети голодают из-за медлительности советского правительства в выполнении работы. Правда в том, что они делают все возможное, но они неэффективны и слишком сильно страдают от вошедшей в поговорку медлительности азиатов».

Служащий Киевского округа посчитал, что американцы в этом городе слишком поспешили обвинить местных чиновников в апатии, когда на самом деле «Это было не из-за халатности, а из-за нашей российской неспособности работать быстро и систематически». Местное правительство в Киеве пыталось пойти навстречу АРА, но потерпело неудачу из-за «нашей российской неспособности работать с американской быстротой».

Володин, будучи заместителем Эйдука, находился в относительно выгодном положении для выполнения обещаний, несмотря на его непродуктивную работу с огнеупорным кирпичом. По мере продвижения по служебной лестнице способность чиновника соответствовать своим словам, казалось, соответственно ухудшалась. В отделе снабжения заклятым врагом Лайона был советский чиновник по снабжению продовольствием, который не мог или не хотел удовлетворять самые скромные просьбы: «раздобыть у него даже грубую метлу было все равно что пытаться провести поправку к Закону Волстеда». В других случаях у АРА и советских чиновников были разные представления о том, что такое «принятие мер», как в следующем обмене мнениями, вызванном задержкой отправления американского поезда снабжения.

«В чем проблема с этим двигателем?» — спросил начальник дорожного движения на лаконичном американском.

«О, мы все уладили, — ответил правительственный чиновник. — Мы посадили железнодорожника, ответственного за это, в тюрьму».

«Но поезд уже ушел?»

«Нет, мы отправляем другого железнодорожника за паровозом, но все будет в порядке — у нас арестован первый человек, которому не удалось завести паровоз».

Какие бы трудности ни испытывал Лайон в приобретении грубых метел и другого инвентаря на посту начальника отдела снабжения в Москве, он помнил по своим оренбургским временам, что гораздо сложнее было оборудовать офис в районах. Эллингстон, проработавший несколько месяцев в Саратовском округе, подсчитал, что «В округах на починку оконного стекла или установку телефона уходило в два раза больше времени, чем в Москве, просто из-за неэффективности местных чиновников, через которых приходилось делать такие вещи». Он был еще одним человеком, который пришел к выводу, что проблема заключалась «не столько в недоброжелательности, сколько в неэффективности и инертности».

Наиболее эффективным американским методом действий было неустанное приставание, как рассказывает история Киевского округа: «По опыту мы узнали, что единственный способ добиться чего-либо от правительства — это беспокоить их до тех пор, пока они не предпримут действия, чтобы избавиться от нас, поэтому частью нашей повседневной рутины были походы в Губисполком с просьбой предоставить офисы, склады и другое оборудование». Начальник Витебского района использовал военную аналогию: «Каждый шаг вперед — это борьба, и ничего не достигается, если американец не выполняет его дюйм за дюймом».

Келли отметил, что в Уфе американец столкнулся с «трудностями, которые никто из тех, кто фактически не работал в России, не может себе представить. Одна только дезинфекция и оснащение офиса требовали огромных затрат времени и терпения... Чтобы обеспечить себя столами, телефоном, русскими пишущими машинками, бумагой, печатными бланками, печами и т.д., требовались непрерывные переговоры с деморализованным правительством, неизменным ответом которого было «завтра».

Усложнял дело тот факт, что представление американца о надлежащей офисной обстановке заметно отличалось от представления россиянина. Его первое знакомство с советским правительственным учреждением сделало это очевидным для Келли: «Ни один американец не смог бы работать среди мусора и неудобств, которые, кажется, не беспокоят российское советское ведомство». Он присоединился к Беллу и Борису, нанесшим официальный визит новому местному руководителю исполнительного комитета совета, губисполкому.

Мы приехали на дрожках в штаб-квартиру правительства, и нас сразу провели в его кабинет. Разные «товарищи» кричали о святилище, как о салоне красоты. Вскоре вошел джентльмен, и мы проговорили с ним полчаса. Мы слышали, что у него черная репутация, приобретенная в дни казней. Мне он показался приятным, но извращенным энтузиастом, обладающим большой силой и напористостью.

Этот последний комментарий соответствует многим американским описаниям провинциальных большевистских и советских чиновников. В других отношениях он также был типичным: «Будучи коммунистом, губисполком поражает чрезвычайной простотой манер и своего окружения. Картина Ленина и статуя Карла Маркса были единственными