Читать книгу - "Сказки, мифы и легенды восточных славян - Александр Сергеевич Фаминцын"

«Жила у нас старая девка, незамужняя; звали ее Ольгой. Ну, все и ходил к ней дворовушко спать по ночам, и всякой раз заплетал ей косу и наказывал: «Если ты будешь ее расплетать да чесать, то я тебя задавлю». Так она и жила нечесой до 35 годов: и не мыла головы, и гребня у себя не держала. Только выдумала она выйти замуж, и когда настал девичник, пошли девки в баню и ее повели с собой, незамужнюю-ту, старую девку, невесту-ту. В бане стали ее мыть. Начали расплетать косу и долго не могли ее расчесать: так-то круто закрепил ее дворовушко. На другое утро надо было венчаться – пришли к невесте, а она в постели лежит мертвая, и вся черная: дворовушко-то ее и задавил».

Не только в трудах и делах своих дворовой похож на доможила, но и внешним видом от него ни в чем не отличается (так же похож на каждого живого человека, только весь мохнатый). Затем все, что приписывается первому, служит лишь повторением того, что говорят про второго. И замечательно, что во всех подобных рассказах нет противоречий между полученными из северных лесных губерний и теми, которые присланы из черноземной полосы Великороссии (из губ. Орловской, Пензенской и Тамбовской). В сообщениях из этих губерний замечается лишь разница в приемах умилостивления: здесь напластывается наибольшее количество приемов символического характера, с явными признаками древнейшего происхождения. Вот, напр., как дарят дворового в Орловской губ.: берут разноцветных лоскутков, овечьей шерсти, мишуры из блесток, хотя бы бумажных, старинную копейку с изображением коня, горбушку хлеба отрезанную от целого каравая, и несут все это в хлев, и читают молитву:

– Царь дворовой, хозяин домовой, суседушко-доброхотушко! Я тебя дарю-благодарю: скотину прими – попои и накорми.

Этот дар, положенный в ясли, далек по своему характеру от того, который подносят этому же духу на севере, в лесах, – на навозных вилах или на кончике жесткой плети.

Домовые-дворовые обязательно полагаются для каждого деревенского двора, как домовой-доможил для каждой избы, и банники для всякой бани, овинники или гуменники для всех без исключения риг и гумен (гумен, открытых со всех сторон, и риг, прикрытых бревенчатыми срубами с непротекающими крышами). Вся эта нечисть – те же домовые, отличные лишь по более злобным свойствам, по месту жительства и по затейным проказам.

4. Банник

Закоптелыми и обветшалыми стоят врассыпную по оврагам и косогорам утлые баньки, нарочно выставленные из порядка прочих деревенских строений, готовые вспыхнуть, как порох, непрочные и недолговечные. По всем внешним признакам видно, что об них никто не заботился и, изживая недолгий век в полном забросе, бани всегда имеют вид зданий, обреченных на слом. А между тем их задымленные стены слышат первые крики новорожденного русской крестьянской семьи и первые вздохи будущего кормильца-пахаря. Здесь, в жарком пару, расправляет он, когда придет в возраст, натруженные тяжелой работой члены тела и смывает трудовой пот, чтобы, освеженным и подбодренным, идти на новые бесконечные труды. Сюда несет свою тоску молодая девушка, обреченная посвятить свои силы чужой семье и отдать свою волю в иные руки; здесь в последний раз тоскует она о родительском доме накануне того дня, когда примет «закон» и благословение церкви. Под такими тягостными впечатлениями в одном из причетов, засчитывающих баню-парушу в число живых недоброхотов, выговорилось про нее такое укоризненное слово:

На чужой-то, на сторонушке.

На злодейке незнакомой:

На болоте баня рублена,

По сырому бору катана.

На лютых зверях вожена,

На проклятом месте ставлена.

Укоры справедливы. Несмотря на то что «баня парит, баня править, баня все исправит», – она издревле признается нечистым местом, а после полуночи считается даже опасным и страшным: не всякий решается туда заглянуть, и каждый готов ожидать какой-нибудь неприятности, какой-нибудь случайной и неожиданной встречи. Такая встреча может произойти с тем нечистым духом из нежити, который, под именем банника, поселяется во всякой бане за каменкой, всего же чаще под полком, на котором обычно парятся. Всему русскому люду известен он за злого недоброхота. «Нет злее банника, да нет его добрее», – говорят в коренной новгородчине под Белозерском; но здесь же твердо верят в его всегдашнюю готовность вредить и строго соблюдают правила угодничества и заискивания.

Верят, что банник всегда моется после всех, обыкновенно разделяющихся на три очереди, а потому четвертой перемены, или четвертого пара, все боятся: «он» накинется – станет бросаться горячими камнями из каменки, плескаться кипятком; если не убежишь умеючи, т. е. задом наперед, он может совсем зашпарить. Этот час дух считает своим и позволяет мыться только чертям; для людей же банная пора в деревнях обыкновенно полагается около 5–7 часов по полудни.

После трех перемен посетителей в бане моются черти, лешие, овинники и сами банники. Если кто-нибудь в это время пойдет париться в баню, то живым оттуда не выйдет: черти его задушат, а людям покажется, что тот человек угорел или запарился. Это поверье о четвертой роковой банной «смене» распространено на Руси повсеместно.

Заискивают расположение банника тем, что приносят ему угощение из куска ржаного хлеба, круто посыпанного крупною солью. А чтобы навсегда отнять у него силу и охоту вредить, ему приносят в дар черную курицу. Когда выстроят после пожара новую баню, то такую курицу, не ощипывая перьев, душат (а не режут) и в таком виде закапывают в землю под порогом бани, стараясь подогнать время под чистый четверг. Закопавши курицу, уходят из бани задом и все время отвешивают поклоны на баню бессменному и сердитому жильцу ее. Банник стремится владеть баней нераздельно и недоволен всяким, покусившимся на его права, хотя бы и временно. Зная про то, редкий путник, застигнутый ночью, решится искать здесь приюта, кроме разве сибирских бродяг и беглых, которым, как известно, все на свете нипочем. Идущий же на заработки и не имеющий, чем заплатить за ночлег, предпочитает выспаться где-нибудь в стогу, под сараем, под ракитовым или можжевеловым кустом. Насколько банник высоко ценит прямую цель назначения своего жилища, видно из того, что он мстит тем хозяевам, которые это назначение изменяют. Так, во многих северных лесных местностях (напр., в Вологод. губ.) в баню вовсе не ходят, предпочитая париться в печках, которые занимают целую ⅓ избы. Бани же здесь хотя и существуют, но благодаря хорошим урожаям льна, и по причине усиленных заграничных требований этого продукта, сбываемого через архангельский порт,