Читать книгу - "Дао Дзэ Дун - Сергей Анатольевич Смирнов"

— Самое время вспомнить азбучные истины, — сказала Фатима Обилич и ткнула пальцем в верхнюю точку кольца — в «12 часов».

Там загорелась чуть более яркая, чем само кольцо, золотая звездочка. Она стала двигаться против часовой стрелки.

— «Герой отваживается отправиться из мира повседневности в область удивительного и сверхъестественного…» — начала проговаривать Дрозофила «формулу Кемпбелла».

Причем она произносила эту формулу с определенной быстротой: так, что слово «сверхъестественного» пришлось на точку пересечения звездочкой оси, после чего звездочка засияла серебристым светом, как Венера или звезда Вега…

— «…там он встречается с фантастическими силами, — продолжала Дрозофила, — и одерживает решающую победу: из этого исполненного таинств приключения герой возвращается наделенным способностью нести благо своим соплеменникам».

Слово «возвращается» пришлось на второе пересечение оси, после которого звездочка, сразу разгоревшись ярче и сверкая уже красновато-бронзовым огнем, как звезда Бетельгейзе, устремилась к вершине кольца. Как только она достигла вершины — как раз на окончании цитаты, — так сразу погасла, а кольцо разлилось в сияющий солнечный круг.

— Отлично! — похвалила Дрозофилу начальница и снова использовала палец, как указку.

Круг снова превратился в кольцо, звездочка снова сдвинулась влево — и вдруг растеклась отрезком между 12-ю и 11-ю часами.

— Что у нас конкретно? — продолжала экзаменовку Обилич.

— Зов к странствиям, — без запинки ответила Дрозофила.

— Что у нас с первым «отвержением зова»?

— Ответ отрицательный, — уверенно сказала Дрозофила. — Он клюнул мгновенно… Пардон! — потупилась она под резким взглядом начальницы.

— Принятие зова — все десять баллов по шкале Кемпбелла… Так?

— Ответ положительный, — кивнула Дрозофила. — «Десятка»…

Отрезок удлинился до «10-и часов».

— А теперь что? — Обилич не смогла сдержать улыбки, видя, как проясняется и одновременно становится растерянным взгляд Дрозофилы.

— Ну, понятно! Мой выход! — подняла она руки, словно сдаваясь. — Элементарно! Только понять не могу, почему не осознала раньше такой простейшей структуры…

— А потому что не вербализовала вовремя, — мягко, по-матерински, намекнула Обилич. — А теперь вербализуй, вербализуй!

— «Сверхъестественное покровительство», — почти по складам заворожено проговорила Дрозофила.

— Почувствовала ответственность? — снова по-матерински, но уже по-матерински строго спросила Обилич.

Дрозофила вдруг покраснела, приоткрыв рот, и на несколько мгновений превратилась в очень милое существо с почти добрыми глазами. Если бы Страхов увидел ее на развязке такой доброй и почти беззащитной, еще не известно, как повернулось бы дело…

— Теперь понятно, почему «тебе одной»? — риторически спросила Обилич.

Дрозофила молча, покорно покивала.

— Вербализуй, вербализуй, — приказала начальница.

— Что-то мне не легче от этой «сверхъестественности»… — сказала Дрозофила и поджала губы. — Ведь опять заставите стрелять… так?

— Та-ак, — сказала в другом смысле Обилич. — Скромность красит девушку. Скажи прямо, что ты боишься охотников, которых пошлет Бык…

Дрозофила посмотрела на начальницу из-под козырька китайской военной фуражки.

— Это тоже нормально, — подбодрила ее Обилич. — Покровительство гарантирую… Обоим. По праву высшего существа, почти всеведущего и почти всезнающего… которому, однако, человеческое не чуждо. Все — по той же формуле Кемпбелла. Тебя это удовлетворит?

Дрозофила стала улыбаться своей ударной улыбкой — острой, как рыбный нож, вызывающей:

— По праву Magna Mater? Большой Мамы?

— Вот это уже лучше, — одобрила Обилич. — И запомни как руководство к действию: в этой сюжетной структуре ты, вероятно, — его скрытое женское начало, его анима, все, что в нем есть непредсказуемого, непонятного, чреватого… А он, не ровен час, — твое собственное мужское начало. Анимус, да? В сущности, то же само, но твое. По сегодняшним меркам, твоя опасная тень, которую нужно привести в точку полдня… Понимаешь, о чем я? Присмотрись и действуй. Найдешь его — найдешь себя… и все такое, высокое. А я отсюда посмотрю по праву Большой Мамы… Предвкушаю интересную фабулу. Твоя задача проста — найти его раньше, чем его найдут охотники…

Дрозофила картинно взяла под козырек и военным шагом направилась к горизонтальным дверям, встроенным в пол. Когда дверь-площадка стала опускаться, Дрозофила обернулась и сказала:

— Доброе оружие — зловещее оружие.

— Чем дальше уходишь, тем меньше узнаешь, — через семь десятых секунды ответила Фатима Обилич уже погрузившейся под пол китайской фуражке.

«Попала в точку», — подумала Фатима Обилич, оставшись в одиночестве и удивившись, какой действительно точный и своевременный ответ на ситуацию спровоцировала Дрозофила под занавес их встречи. Чем дальше уходишь…

Она подошла к окнам восточной стороны и стала любоваться густым молодым березняком, хорошо промытым сверху солнечными лучами. Свежая зелень клубилась крохотными мазками, тонкие стволы светились белой, глубокой рябью.

Наземная надстройка офисного комплекса Восточного отделения Sotechso, расположенного в последнем глухом уголке Тверской области — Sotechso вовремя успела приобрести здесь два десятка гектаров на болотах, — напоминала огромную летающую тарелку с ленточным иллюминатором по ребру диска.

По принятому аут-правилу «строить не выше деревьев», все наземные сооружения зоны аутсорсинга не превышали высоты пятнадцати метров. Здесь вся наземная часть комплекса представляла собой кабинет руководителя. Это была флагманская «летающая тарелка», и ее экипажем был один человек — Фатима Обилич.

Полусербка-полуалбанка, она вглядывалась в русский березняк, пытаясь постичь душу исчезнувшего в ее мире креатора Александра Страхова.

Одно она видела очень ясно: у них в этом мире было Общее. Общее с большой буквы. Ненависть. Она ненавидела этот мир… В этот момент — весь, за исключением чудесного березняка. И он ненавидел этот мир. Она знала, почему она ненавидит. Но пока не знала, почему ненавидит он, благополучный и успешный Александр Страхов. Кому и почему он хотел отомстить? И только когда она узнает почему, она полностью овладеет ситуацией.

Она любила старые форматы и вышедшие из общего употребления носители. Работая с ними, она чувствовала себя в безопасности. Экранам она никогда не доверяла. Любой экран казался ей специальным зеркалом для подглядывания с той стороны: отсюда видишь только свое лицо, а оттуда видят только твое…

Она разложила перед собой на столе пасьянс из бумажных носителей с базовыми сведениями о креаторе Александре Страхове, в том числе несколько фотографий, также выведенных на бумагу. Она делала это не раз в последние дни, смутно ожидая, как от гадательных карт, какого-то нового расклада, какого-то нового прозрения.

Можно было накопать гору информации. Всю кредитную историю — до последней черной икринки и бумажного платка. Все телефонные разговоры с того момента, как родители подарили