Читать книгу - "Возвращение на Большой Каретный - Анатолий Борисович Утевский"

Лёня рассказывал: «Мы шли с Высоцким по торгово-пешеходной улице Кёльна, и он, будучи в Германии впервые, сказал, потрясённый увиденным: «Лёня, смотри, как здесь живут — какое обилие всего, разнообразие. Как же это так случилось? Мы же победили…» И эта мысль, судя по всему, засела в его голове. Я не знал, что ответить; только сказал ему: но ты-то, мол, сейчас можешь выезжать, смотреть на мир, удивляться многому… Володя мне на это говорит: «А ты думаешь, я в этом уверен? Вот начальник ОВИРа очень любит мои песни, поэтому я выезжаю. Завтра будет другой начальник и — всё, мои поездки под вопросом. Я каждый раз не знаю, выпустят ли меня или нет. Ты этого не поймёшь…»

Однажды Володя попросил свозить его на машине в Голландию. Благо от Кёльна до неё езды всего минут сорок. Мы поехали. Погуляли там и возвращаемся обратно. Вдруг нас останавливает пограничник: захотелось ему проверить наши паспорта. Заглянул в них и спрашивает, почему у Высоцкого голландской визы нет вообще, а германская просрочена? Я отвечаю, пропустите, мол, ведь это известный поэт и актёр, его вся Россия знает. А пограничник произносит с иронией: «Ах, это известный поэт? Ну, шутник!..» Пока я разговариваю, Володя нервничает и дёргает меня: «Ну, что он говорит? Что будет?» Я ему отвечаю: «Ну, Володь, больше «двушки» не дадут!» В конце концов пограничник нас пропускает со словами: «Ладно, я вам верю». И когда Володя понял, что всё закончилось благополучно и обошлось даже без штрафа, его это страшно поразило: «Нет, ты можешь себе представить, чтобы кто-то въехал без визы в Советский Союз?!» И мы оба нервно засмеялись».

Галина Борисовна Волчек, главный режиссёр театра «Современник», поведала мне такую забавную историю: «Высоцкий в первый раз полетел во Францию, в Париж. А когда вернулся, то, естественно, что все его расспрашивали: что там, да как там. И я тоже, хотя во Франции уже побывала: «Ну, как, Вов?» Он говорит: «Знаешь, Галечка, сначала хочется всё купить, потом хочется всё украсть, а потом хочется всё разбить!» — потрясающе!..»

Подобное восторженное отношение к качественным импортным вещам было практически у всех, кому удавалось в те годы попробовать это качество, что натыкается, «на вкус». Как, например, и по сей день даже школьник знает, что есть пока разница между нашими машинами и автомобилями, европейскими или японскими. К слову, об импортных авто. Друзья и близкие знакомые Володи знали, что Володька «чокнутый до автомобилей». Он уже ездил на хороших импортных подержанных машинах, и был такой гордый! Мой хороший друг Михаил Державин вспомнил такую историю. «Как-то еду я ночью к себе на дачу на своей белой машинке «Жигули». И вдруг слышу, как кто-то гудит мне в районе Триумфальной арки. Смотрю — догоняет меня роскошная машина, а в ней — Володя Высоцкий: «Миня, здравствуй!» Я говорю: «Здравствуй. Ты чего гудишь?» А он говорит: «Вот, хочу показать тебе мою новую машину!» Некоторое время спустя я возвращался в Москву и заезжал за Ольгой Александровной Аросевой по её просьбе к ней на дачу, чтобы забрать в театр — я так делал иногда: наши дачи рядом и мне было по пути. Приезжаю к ней и вижу: рядом с Ольгой Аросевой стоит девушка. Ну, думаю, наверное, какая-то её родственница. В простом платьице ситцевом. Светлая. Абсолютно! Ясноглазая. И говорит мне: «Здрасьте!» Тут из-за забора появляется Володя Высоцкий и говорит: «Миш, познакомься. Это — Марина. Влади». И на меня смотрит, как я среагирую. Не то чтоб меня удивить можно было чем-то, но тут такая неожиданность… А Володя спрашивает: «Ну, как тебе?» Я ему: «О-о, совершенна!» А он и говорит: «Ну, лучше, чем моя новая машина?»

Володя Меклер (тот самый, с кем мы ворвались на мотоцикле в «Эрмитаж») рассказал, что Высоцкий однажды поделился с ним мечтой о хорошем автомобиле — понятно, что под это определение отечественные авто не попадали. И в связи с этим вспомнил один очень забавный эпизод: «Еду как-то на своей «вольво» заправиться на улицу Красина. Там в те годы была единственная в Москве бензоколонка с бензином высшего качества (на ней заправлялись все дипломатические машины). Подъезжаю к бензоколонке и вижу: стоит шикарный «мерседес-280» и из него вылезает… Высота! (было у Володи и такое прозвище). Я обрадовался (а тогда мы всегда радовались успехам друзей), подхожу к нему и поздравляю, восхищаясь его машиной. А он меня чуть ли не перебивает:

— Это ещё что! Посмотри вон, что у меня есть… — И тут же, прямо на бензоколонке он… расстёгивает брюки и показывает мне трусы из кожи какой-то африканской змеи! — Да ты пощупай!..

Я потрогал: вот это да! Тонкие, как папиросная бумага!..

— Их абсолютно не ощущаешь, и стоять они могут, как этот «мерседес», — с гордостью заявил Володя. И добавил: — Таких трусов в мире всего две пары: одна у меня, другая — у принца Уэльского!

ТЮРЕМНАЯ МУЗА, ИЛИ МАЛЕНЬКИЕ ТАЙНЫ БОЛЬШОГО ПОЭТА

На Большом Каретном у Высоцкого появилась манера, вызывавшая удивление: он мог говорить, пить, есть и вдруг всё бросить, вскочить и убежать в другую комнату — писать стихи! Или, разговаривая с ним. можно было подметить отсутствующий взгляд, ответы невпопад — он сочинял, думал о своём. Михаил Таль вспоминал: «Иногда Володя уходил. Он присутствовал, но уходил абсолютно. Взгляд исподлобья, скорее всего, устремлённый в себя. Смотрит — не видит. Односложные ответы. Мне сказали: человек занят. Ну а ночью или наутро появлялась новая песня»[14].

Удивительно было узнавать в его песнях какие-то знакомые ситуации из нашей личной жизни. Ведь в песнях той поры явно проступало время нашего Большого Каретного. Вернее — то, что было вокруг него: и ребята с фиксой, и пьяное ухарство, матерщина, наглая рожа с еле державшейся на макушке кепочкой, и «страдальческие» песни, просящие милостыню, и алкаши, пересчитывающие медяки у пивного ларька… Мы видели бледные, измождённые войной лица солдат, возвратившихся с фронта, в которых кипела тоска по мирной жизни, но так и не сумевших найти себя в ней. Повидали мы многое… И, конечно, всё это не могло не произвести впечатления на такого человека, каким был Володя Высоцкий.

Все мы родом из детства: у нас оно было военное, фронтовое, тыловое, эвакуационное. Словно сотканное из сводок Советского информбюро, писем с фронта, скудного пайка, тоскливого сидения в бомбоубежище, переездов в теплушках и ожидания. Не дай Бог пережить ещё раз такое! Но