Читать книгу - "Как познаётся Бог. Книга 2. Автобиографии учеников Бога - Анна Зубкова"

в этой красоте, сонастраиваясь с ней. Я наблюдала её со стороны, чисто аджнически. При взгляде из головы можно видеть красоту, можно ею зрительно наслаждаться, — но при этом мы всё равно остаёмся отдельными от неё. Тогда как духовную ценность представляет именно слияние с ней.

Раньше, до своего ученичества, я считала, что у меня хороший художественный вкус: я ценила эстетику и, казалось, знала в ней толк.

Но более серьёзно порассуждать на эту тему мне пришлось после одной нашей лесной поездки.

… Остановились мы на берегу лесной речки. Было самое начало весны, всё залито солнечным светом.

И вот я вижу: по реке, чуть покачиваясь в течении, плывёт красивейший красный тюльпан. Тут же во мне заговорило прошлое моё эстетство, и я невольно залюбовалась этой картиной: алый цветок плывет по прозрачной реке, а вокруг — укрытые ослепительным снегом берега. Из созерцания этой "прекрасной" картины вывел меня комментарий Владимира:

— Вон плывёт красивый труп…

… Был для меня и ещё один серьёзный урок.

Всякий раз, когда мы бывали в лесу, Владимир знакомил нас с птицами: какая как поёт по весне, какую как зовут. Мне казалось тогда, что этот аспект нашей работы — интересен, конечно же, но не так уж и важен. И я не сомневалась, что, всё равно, никогда не смогу отличить зяблика от зарянки или от дрозда.

И вот, стоит по весне птичий гомон, а Владимир спрашивает:

— Ну, а это какая птичка поёт?

Конечно, никто не помнил. Мы только пожимали плечами или пытались угадывать.

Следующую весну я ждала уже с некоторым содроганием: "Ой, скоро птички как прилетят, как все запоют!…"

И, действительно, вскоре они прилетели и запели. Владимир вначале посмеивался над нашим невежеством, ставил "двойки в карму", вопрошал:

— Ну какой же из вас Бог получится, когда вы птичек выучить не можете? Ведь Бог каждую Свою тварь знает!

А я всё никак не могла понять: почему же это так важно?

И вот, однажды, когда я в очередной раз обозвала дрозда-белобровика зарянкой, Владимир сказал мне:

— Не знаю, смогу ли я общаться с тобой дальше… Ведь все эти птички — мои друзья! Все годы, что я ходил по этим лесным дорогам, они были со мной! Я на самом деле не знаю, как мне общаться с тобой, если ты не любишь и не принимаешь моих друзей!…

Это обрушилось на меня очередным "шквалом", я плакала, не понимая, в чём же я провинилась? Ведь я люблю всех птичек! Ну что ж поделать, если мне никак не выучить их голоса?!

Я очень переживала тогда и дала себе слово, что впредь буду относиться к этому серьёзнее; в лесу я изо всех сил "навострила уши", дома слушала птичьи голоса, записанные на магнитофон…

Не помню, сколько прошло времени с тех пор, но однажды, идя по лесной дороге, я услышала, как где-то вдалеке тихо запел чёрный дрозд. Невозможно передать, какая меня переполнила радость от этой песни! Я впервые в жизни сама услышала и узнала его голос, и он принадлежал не просто какой-то абстрактной птичке, а именно чёрному дрозду! Потом я услышала и без колебаний узнала песенку зяблика. А где-то рядом радостно по-весеннему "засиничила" синичка. Весна расцветала, птиц становилось всё больше, и до меня, наконец, дошло, как важно любить всех своих друзей и знать их по именам! Птичий щебет перестал быть просто приятным фоном для нашей работы, птицы "ожили" по-настоящему, стали милыми и добрыми друзьями — когда я научилась их узнавать.

Так постепенно, шаг за шагом, я понимала, что такое — настоящая любовь к природе. Она может исходить только из сердца. Когда мы преображаемся в духовные сердца — руки души стремятся обнимать и ласкать всё живое! Мы тогда превращаемся в любовь, изливающуюся наружу, стремящуюся окутать всё собою, слиться с чистотой и тонкостью окружающей гармонии! Только тогда понимаешь, что всё вокруг — живое! Каждая птичка, травинка, цветочек, деревце — это живые души, которые откликаются на твою любовь!

Только зная и любя именно так, мы можем двигаться дальше. Невозможно влиться в Бога, соединиться сердцами с Ним, если мы не научились любить всех Его детей, всё Его Творение!

Только научившись любить Творение, можно научиться любить и Творца, — учил нас Владимир.

* * *

И ещё мне хочется сказать несколько слов о самой природе любви.

Что такое любовь? И в детстве, и в молодости меня окружало много людей, которые говорили, что любят меня.

Но я замечала, что любовь одних — дарила радость: например, одна из моих бабушек полностью состояла из своей ласковой заботы обо всех нас.

"Любовь" же иных — угнетала, душила, предъявляла бесконечные требования…

У меня были, конечно, свои соображения на эту тему, но лаконичностью и чёткостью формулировок меня потряс однажды Владимир:

— Подавляющее большинство людей под любовью понимает собственное хотение. Любить для них — это значит хотеть чего-то или кого-то. Это даже вошло в литературу, именуемую "классикой". Именно в таком виде "любовь" преподавалась детям в школах!

Но это же — абсурд! Любовь к себе — это есть именно антилюбовь!

Вектор настоящей любви может быть направлен именно и только от себя, а не к себе!

Любовь — это дарение себя, самопожертвование, а не требование чего-то от других для себя!

… Но именно той потребительской антилюбовью многие пытаются "любить" не только друг друга, но и живую природу и её конкретных представителей…

О медитативной работе

Что такое медитация? Многие уверены, что медитировать — это значит сидеть в полном молчании со скрещенными ногами и глазами, скошенными к переносице…

Задолго до встречи с Владимиром именно так пробовала "медитировать" и я… Я так сидела… Но что дальше? Просто сидеть и ждать? А сколько ждать и чего?…

Читая книги Кастанеды, мне тоже очень хотелось повторить всё то, о чём он рассказывал. Но как овладеть этим "вторым вниманием"[20]? Кастанеда ведь ничего этого не объяснял. Везде было только одно: стукнул меня дон Хуан по спине, и тут такое началось… А мне-то как быть? Кто меня стукнет?

Я, конечно, пыталась останавливать внутренний диалог, но из этого тоже ничего хорошего не получалось: ведь я старалась, "сидя в голове", остановить поток мыслей. Как же это было мучительно! Верхом моих достижений было тогда то, что ворох мыслей превращался в одну, без конца повторяемую: "Не думать ни о чём!", "Не думать ни о чём!", "Не думать ни о чём!"…