Читать книгу - "Нас называли ночными ведьмами - Наталья Федоровна Кравцова"

когда полк уже работал на Севастополь. Нам не дали и дня отдыха, после окончания боев в Крыму мы тут же вылетели на Западный фронт. Кстати, командир Сталинградской дивизии даже рапорт подал, чтобы полк оставили в его дивизии, но поздно, приказ получен!

И вот летом 1944 года мы уже в Белоруссии, на аэродроме Сеща. Смоленск был освобожден, бои шли где-то в районе Могилева. После просторов юга, больших станиц, гор, рек и морей мы начали привыкать к лесу, маленьким деревенькам и трудностям ориентировки. Летом мы почти все время жили в лесу, где нас поедали комары. Мы выбирали полянку, пригодную для взлета и посадки. Палаток не ставили. Летчики спали под самолетами, остальные – под деревьями. Если было время, для штаба строили шалаш. Но чаще мы располагались под березой, делая указатели: КП – сюда, к березе приколачивали дощечку с надписью: «Штаб».

Но как ни примитивно было наше жилье, оно у нас всегда было уютным. Девушка, даже если спит на земле, обязательно постелит простыню. А Амосова и Никулина еще на Кавказе купили красную скатерть и всюду возили ее с собой. Когда сделают в лесу шалаш, тотчас же одну сторону его завесят этой скатертью, чемодан прикроют салфеткой, да еще флакон одеколона поставят сверху…

Мы вернулись в 4-ю ВА и вошли в дивизию полковника Покоевого, которая состояла из одних полков По-2, ранее летавших на Севере. Гвардейских частей среди них не было. Встретили нас настороженно, как обычно бывало сначала, долго присматривались к нашей работе, посылая на старт своих представителей. Начальник штаба дивизии полковник Стрелков, как мне казалось, придирался к нашему штабу, и я старалась поменьше к нему обращаться. Но вскоре все это прошло, своей боевой работой мы заслужили уважение штаба дивизии, и полковник Стрелков стал нашим другом. С этой дивизией и прошли мы оставшуюся часть боевого пути. Сначала Минск, затем Польша, Восточная Пруссия, Германия – Штеттин, Нойбранденбург…

Когда шли бои на минском направлении, мы едва успевали за наземными войсками. Проезжая со штабом на полуторке по центральному шоссе, видели по обочинам брошенную и разбитую технику, трупы лошадей и людей. Наша армия шла вперед, освобождая пункт за пунктом, а разбитые немецкие части оставались в лесах и полях вдоль шоссе, иногда с техникой, в тылах наших войск…

Нам представлялось, что если наш фронт окружил минскую группировку, то это означает, что немецкие части находятся внутри кольца советских войск. Постепенно кольцо сжимается, одни сдаются в плен, другие погибают.

Все оказалось не так. Рокоссовский прошел со своим фронтом вперед, «окруженные» немцы остались в тылу, скрываясь по лесам, болотам, занимая некоторые села иногда довольно крупными соединениями. Получилось, что по дороге идут наши войска, а вокруг сидят немцы. И так как авиация всегда находилась немного позади передовых частей, мы эту «кашу» почувствовали. Мы едем по дороге, вдруг выясняется, что дальше пути нет: немцы прорвались через дорогу, стоят в деревне за десятки километров от передовой…

Мы только разместились на аэродроме, вдруг по нему началась артиллерийская стрельба, и мы вынуждены уходить. Часто бойцы БАО, обслуживавшего нас, вступали в бой с вооруженными немецкими частями. В основном, конечно, они стремились взять немцев в плен, часто это удавалось.

Иногда мы сами чувствовали себя окруженными. Мы стоим, а вокруг немецкие части. Какое у нас оружие, какая охрана… Так, оборудуя взлетную полосу у опушки небольшой рощи, мы узнали, что с другой стороны стоят немцы с орудиями. Днем эскадрильи перелетели на новую площадку, а штаб и часть техников остались до утра ждать машин. Было очень напряженно, рядом постреливали. Я сняла знамя полка с древка, обернула его вокруг себя под гимнастеркой и потуже затянулась ремнем… Так прошла ночь…

Утром подъехали машины, мы погрузились на трясущуюся полуторку, которую старик-шофер почему-то называл «Маруся» и останавливал у каждой лужи, чтобы подлить холодной водички в радиатор, откуда все время шел пар.

А я вспоминала Южный фронт, отступление в Сальских степях в 1942 году, отсутствие линии фронта и наших солдат, уныло бредущих вдоль дорог, бегущих за ними женщин и курицу, вдруг выпорхнувшую из-под полы одного солдата…

Иногда наши машины обстреливались при дневных перелетах, появились у нас раненые летчики, но чаще группы немцев выходили туда, где были наши части. Так, однажды осталась техник Пилипенко с подбитым самолетом, с ней находились два-три бойца БАО. И одна винтовка на всех.

Вдруг немецкая колонна, вышедшая из леса, направила к ним своего парламентера с белым флагом. Оказалось, что это остаток штаба генерала Фалькнерса во главе с самим генералом – идут сдаваться в плен… Пленных приняли и в сопровождении одной девушки с винтовкой отправили в ближайшую стрелковою часть.

Мы стояли в одной деревне на берегу Немана. Деревня была широкая, дома стояли в один ряд и растянулись далеко, так что аэродром находился прямо на улице. На той стороне Немана в лесу стояла немецкая часть. Ночью летали немецкие самолеты, бросали туда груз, очевидно продукты и боеприпасы. Немцы с того берега переплывали в деревню, воровали у хозяев поросят, различные продукты. Это было в Западной Белоруссии. Население относилось настороженно и к нам, и к немцам. Но кто-то оставлял продукты для немцев на дороге. Каждую ночь была тревога и выстрелы.

Наши бойцы из БАО решили поехать и взять немцев в плен, были сами окружены, один боец выполз, прибежал и сказал, что наши погибнут, если их не выручить…

Командир дивизии быстро выслал свой связной самолет. Выстрелом из пулемета оперативный работник штаба был тяжело ранен. И тогда нам разрешили вылететь и бомбить эту группировку. А ведь днем наш самолет можно сбить из ружья. Впервые за всю войну Таня Макарова и Вера Белик бомбили немцев днем и видели, куда падают бомбы…

В результате нашей операции немцы сдались…

После освобождения Белоруссии работник нашего штаба Зина Горман съездила в деревню, где ее отец работал в колхозе. Туда она на лето отправила своего маленького сына в июне 1941 года. Вернулась почерневшая от горя. Всех евреев уничтожили. Кого-то расстреляли, а большинство закопали в землю живыми… Когда она смогла говорить, слушать ее было невозможно.

Зинин муж Саша воевал в наземных частях где-то недалеко от нас. После войны они взяли на воспитание двухлетнего малыша… «Он так похож на Сашу», – говорила она. Сама она детей иметь не могла.

* * *

В Белоруссии мы начали активно «болеть» вышивкой, и продолжалось это до конца войны. Началось с незабудок. Ах, какие красивые незабудки получались,