Читать книгу - "Эпоха зрелища. Приключения архитектуры и город XXI века - Том Дайкхофф"

интеллектуалы-ситуационисты вроде Ги Дебора прославляли разрушающийся старый город, в потаенных уголках которого, как они полагали, однажды вспыхнет марксистская революция. Европейские архитекторы-новаторы вроде тех, что входили в процветающую группу «Команда-10», с начала 1950-х годов бесчестили модернистов старой гвардии, опровергая взгляд на исторический город Ле Корбюзье, царивший безраздельно с 1920-х. Не разрушайте старое, предлагали они, обновляйте его изнутри. Учитесь у него. Учитесь у нынешних трущоб.

Вскипали и более реакционные чувства. Ведь Великобритания приняла архитектуру и культуру модернизма намного позже большинства других европейских стран; теперь же, когда ее охватила настоящая мания модернизации, у некоторых росли сомнения. Ностальгия была естественным переживанием в то время, когда вокруг было так много нового. Именно совсем недавнее прошлое было так очаровательно: в конце концов, викторианская эпоха закончилась всего пятьдесят лет назад, и ведь как раз именно викторианская Великобритания больше всего страдала от лихорадки обновления. В 1958 году было основано Викторианское общество с целью сохранения архитектурных памятников этой эпохи, во главе которого встали выдающийся историк зодчества Николас Певзнер и поэт Джон Бетжемен. Но ностальгия приобретала разные формы. В 1962 году иллюстратор Джеффри Флетчер опубликовал «Неизвестный Лондон» – свои «необычные скитания» и «странные похождения в этом заповедном, скрытом от глаз городе», подчеркивая, что его изящнейшие детали, такие как последний театр на идише, ныне «со всё возрастающей скоростью исчезают»[53]. Дизайнер Лора Эшли, которой в 1970-х предстояло стать законодательницей моды по части ностальгии, по утверждению Рафаэля Сэмюэля, «набивала свои кухонные полотенца (с характерным викторианским мотивом) еще в 1953»[54], тогда же, когда «Рой Брукс, модный агент по недвижимости левого толка ‹…› делал первые шаги на новом рынке ветхих зданий».

Ностальгия сопровождалась обеспокоенностью будущим, в особенности тем будущим, что возводилось спекулятивными застройщиками в рамках партнерства с государством. Был в этих опасениях и едва прикрытый антиамериканизм, общий для всех европейских стран в конце 1950-х, когда из-за Атлантики хлынули потоки американских денег и культуры. В 1955 году известный критик журнала «Аркитекчурал ревю» Ян Нэрн раскритиковал созидаемую в Британии «субтопию» в американском духе. В сборнике статей, выпущенном под редакцией самой Рут Гласс, видный архитектор-модернист Уильям Холфорд выражал озабоченность «последовательной тенденцией ‹…› ко всё большей безликости образа» в городском пейзаже[55]. «Небольшие, обладающие индивидуальностью, оригинальные и выразительные здания исчезают; их место занимают здания, лишенные индивидуальности, заурядные и гораздо менее интересные». Небоскребов, предрекал он, к концу столетия может стать «больше, чем мельниц».

Даже в Америке уже слышались голоса недовольных новыми пейзажами города, касалось ли дело пригородов или «пригородов в даунтауне», возникших в результате реновации. В бестселлере 1956 года, книге Уильяма Х. Уайта «Человек организации», оспаривалось значение новой американской корпоративной и офисной культуры, подвергались критике ее пагубное влияние на индивидуальность и идентичность. Книга спровоцировала целый вал критики жизни в пригородах и ее ландшафта – безликих конторских башен, промышленных зон покинувших город фабрик, а также унифицированного корпоративного менталитета и скрытого контроля, стоящих за этой новой формой капитализма. В 1961 году Ричард Йейтс опубликовал благосклонно принятый критикой роман «Дорога перемен» – протест против удушающего эффекта семейной жизни «среди этих чертовых провинциалов», по выражению главного героя Фрэнка Уилера[56], страстно тоскующего по более содержательной жизни в старом богемном Манхэттене, который он когда-то оставил. В 1970 году социолог Ричард Сеннет опубликовал исследование современного американского города – «О пользе беспорядка». Сеннет считал бегство в пригороды новейшей формой «боязни богатства городской жизни»[57]. На протяжении всей истории города люди часто сталкивались с социальным многообразием, прирожденной нестабильностью жизни, страхами, побуждающими их к использованию материальных и культурных масок, к принятию на себя едва не театральных ролей и сокрытию своей подлинной индивидуальности. Рост пригородов с их «очищенным сообществом», как предполагает Сеннет, привел к «отказу от сложности» в физическом или географическом плане[58], так как города, которые покидали эти люди, были еще более хаотичными и нестабильными, чем в прежние десятилетия. Однако здесь их подстерегала «эмоциональная нищета»[59], «пессимизм, скрытое разочарование социальными последствиями их благосостояния». Разочарование это он видел прежде всего среди молодых людей. По его наблюдениям, молодые люди «отказывались скучать»[60]. Они снова бежали, на сей раз – обратно в город, навстречу менее упорядоченному, свободному образу жизни.

В том самом старом городе, неподалеку от улиц Вест-Виллиджа, воспетых Фрэнком Уилером, в конце 1950-х годов художники-абстракционисты вроде Роберта Раушенберга оккупировали склады в Сохо, освободившиеся после того, как начала чахнуть местная швейная промышленность, где некогда было занято рабочих больше, чем в автопроме Детройта. Огромные пространства художники использовали и как дешевые мастерские, подходящие для работы над произведениями, слишком монументальными, чтобы умещаться в мансардах, и как жилую площадь. Они прославляли свою версию домашнего счастья, в чем-то подобную той, что была предметом вожделения среди иных жителей пригородов – личную свободу, но в радикально иной форме: за грязными, отмеченными шрамами долгой истории стенами промышленных зданий, посреди огромных помещений со свободной, почти в духе модернизма, планировкой. В нескольких кварталах отсюда, в Гринвич-Виллидже, битники собирались не на новых общественных площадках, предусмотренных для них в торговых моллах девелоперами, а тусовались в джаз- и фолк-клубах, в темных, характерных подвалах бывших домов с террасами из девятнадцатого века.

В это время, столь же неподалеку отсюда, журналистка-очкарик жарила на пишущей машинке, сочиняя свою собственную оду старому городу. «Смерть и жизнь американских городов», самая авторитетная книга о городе за последние пятьдесят лет, впервые была опубликована в 1961 году; к тому времени сорокалетняя Джейн Джекобс сражалась против реновации городов уже на протяжении целого десятилетия. Между прочим, она была председателем Объединенного комитета движения против скоростной магистрали в Нижнем Манхэттене – проекта, разработанного для района Гринвич-Виллидж в рамках борьбы с трущобами. В качестве корреспондента журнала «Аркитекчурал форум» она едко критиковала и упадок в разных районах города, и мнимую панацею от него – «реновацию города». В своих материалах не щадила никого – ни знаменитые здания вроде Линкольн-центра в Манхэттене, ни знаменитых архитекторов. В разговоре с известным градостроителем Эдмундом Бэконом об одной из его строек, Джекобс выразила тревогу относительно ее безжизненности. «Я сказала: „Где же тут люди?“ [Бэкон] не ответил. Он только сказал: „Люди не ценят эти вещи“»[61].

Как и она, люди ценили город совсем другого рода. И она воплощала на деле то, к чему призывала. В начале 1950-х годов, еще прежде, чем мы узнали, что такие вещи существуют, Джейн Джекобс стала одной из джентрификаторов, по выражению Рут