Читать книгу - "Москва в эпоху Средневековья: очерки политической истории XII-XV столетий - Юрий Владимирович Кривошеев"

Какие можно сделать выводы из рассмотрения эпизодов, связанных с гибелью русских князей в Орде? Если отойти от традиционной прагматической трактовки, то надо признать их «потаенный» сакральный смысл – свой в том или ином конкретном случае. Это, в свою очередь, означало признание ханами за русскими князьями «их» княжеской харизмы, а следовательно, и своеобразного их почитания как представителей, конечно, не равного ханскому, но все-таки «правительского» происхождения и существования. Такое понимание «природы» гибели русских князей в Орде позволяет поставить эти, безусловно, трагические эпизоды в ряд русско-монгольских ханско-княжеских отношений в рамках даннической зависимости как комплексного социального явления.

Вместе с тем нам представляется, что факты и обстоятельства гибели в Орде князей в нашей историографии несколько искусственно выхвачены из княжеских усобиц на Руси этого и предшествующего времени, княжеско-ханских отношений в целом, наконец, кровавой борьбы собственно в Джучиевом улусе, наиболее ярко проявившейся с конца 50-х годов XIV в., но имевшей место и ранее. Жестокость и коварство – непременные атрибуты средневекового периода, и вряд ли следует особо различать гибель русских князей от своих соотечественников-родственников и гибель их в Орде (см., напр.: [ПСРЛ, т. XV: стб. 422; вып. 1: стб. 51, 52, 55]).

Иван Калита и Московская земля

Города-государства как развитые социальные организмы, по нашим наблюдениям, продолжают свое существование, несмотря на ордынский фактор, в XIII–XIV вв. Некоторые из них сохранили свое лидирующее положение, другие «выросли» из прежде пригородного состояния [Кривошеев 1995: 39–63; 2003б: 334–354 и др.]. К последним в XIV в. необходимо отнести Тверь, Москву, Нижний Новгород. О соперничестве этих (и других) городов-государств существует большое количество исследований. Еще больше написано о феномене возвышения Москвы. Многие историки относят начало этого московского «восхождения» к эпохе Ивана Калиты.

Во второй половине XIII в., как было уже отмечено, между русскими землями и Ордой устанавливаются даннические отношения. Данничество в конкретном своем выражении могло принимать различные формы. В первое время ханами был сделан упор на собирание дани собственными силами, отсюда появление пресловутых «откупщиков» на рубеже 50–60-х годов XIII в. Но не прижившись на Руси на уровне «откупов», получаемых иноземцами-купцами, откупная система в последующее время стала действенным инструментом в руках русских князей и, более широко, городских общин, заинтересованных в выплате дани за счет общин других городов-государств. В связи со сказанным, интересно обратиться к фискальной деятельности Ивана Калиты.

В частности, она отразилась, по нашему мнению, в завещании великого князя Дмитрия Ивановича 1389 г. Мы имеем в виду то, что в историографию вошло как «купли» Ивана Калиты. В своей духовной грамоте, как известно, Дмитрий Иванович «благословляет» своих сыновей Юрия, Андрея и Петра «куплями» «своего деда» (то есть Калиты) соответственно Галичем, Белоозером и Угличем с тем, что к ним «потягло» [ДДГ: 34 (№ 14)].

Находясь под впечатлением подробнейшего, тщательнейшего перечисления наследуемых по завещаниям князей географических пунктов, ученые, как правило, причисляли эти «купли» к приобретению прав на верховное землевладение, толковали как присоединение этих северных «княжеств» к московским владениям либо относили к политическим мифам времени Дмитрия Донского[117].

В связи с первым заключением С. М. Каштанов отмечал следующее: «Мы бы не ограничивали значение слова “купля” сугубо землевладельческим содержанием… Хотя именно этот смысл господствует в актовых формулах, тем не менее, когда речь идет о целых княжествах, нельзя отвергать и побочные значения, выясняющиеся из употребления термина в источниках других видов» [Каштанов 1976: 190].

Исследователь, далее, предлагает свое решение загадки «купель» Калиты. «В первой половине XIV в. “купля”, скорее всего, выражалась в праве посылки данщиков и таможенников в центр “купленного” княжества и равнялась взятию на откуп основных сборов в главных городах за определенное вознаграждение князьям-владетелям. Отсюда непрочность пребывания Галича, Белоозера и Углича в руках Калиты и его сыновей, отсутствие у них права передачи этих земель по наследству». «Тут мы сталкиваемся, – продолжает С. М. Каштанов, – возможно, с пережитком тех ленных отношений, которые состояли, по выражению К. Маркса, только из получения “даней”, но не предполагали создания прочной территориальной власти» [Каштанов 1976: 191].

С таким пониманием «куплей» Калиты необходимо согласиться. В то же время требуется корректировка объяснения ученым этого факта. Каштанов относит явление откупа к «пережиткам ленных отношений». По нашему мнению, это отнюдь не «пережиток», а целая фискальная система, существовавшая на Руси XIV в.[118]

В подтверждение можно привести ряд фактов. Так, например, в 1316 г. новгородский владыка Давид в Твери «просити Новгородцев на окупь; и кончаша с великим князем Михаилом Ярославичем пятью тысячь рублев» [ПСРЛ, т. XV: стб. 408–409]. Видимо, и с Москвой Новгород находился в «откупных» отношениях, выплачивая «черный бор»[119].

Безусловно, в одной плоскости с «куплями» Иваном Калитой Галича, Белоозера и Углича находятся его «мероприятия» в Ростове, а также Ярославле. То, что происходило в Ростове, «даденном» Ивану Калите, красочно описано в Житии Сергия Радонежского. В 1328 г. там «наста насилование, сиречь княжение великое досталося князя великому Ивану Даниловичю, купно же и досталося княжение ростовьское к Москве. Увы, увы тогда граду Ростову, – горестно восклицает автор жития, – паче же и князем их, яко отъяся от них власть, и княжение, и имение, и честь, и слава, и вся протчая потягну к Москве». Далее описываются непосредственные деяния москвичей в Ростове. Они «взъложиста велику нужю на град да и на вся живущаа в нем, и гонение много умножися. И не мало их от ростовец москвичем имениа своа с нуждею отдаваху, а сами противу того раны на телеси своем с укоризною въземающе и тщима рукама отхождааху. Иже последняго беденьства образ, яко не токмо имениа обнажеши быша, но и раны на плоти своей подъяша, и язвы жалостно на себе носиша и пртръпеша… И бысть страх велик на всех слышащих и видящих сиа, не токмо в граде Ростове, но и во всех пределах его» [Житие Сергия Радонежского: 33–34].

М. К. Любавский в свое время кратко заметил по этому поводу, что «речь идет, очевидно, о взыскании татарского выхода» [Любавский 1929: 53][120]. Н. С. Борисов развил это замечание: «Получив от хана распоряжение о сборе недоимок в Ростове (или попросту взяв на откуп эту статью дохода ханской казны), князь Иван вскоре предпринял суровые меры по отношению к задолжавшим ростовцам» [Борисов 1995: 170].

Наблюдение Н. С. Борисова о взятии на откуп ростовской дани, таким образом, позволяет приравнять «купли» Белоозера, Галича и Углича к «насилованию» Ростова, что подтверждает наше предположение о существовании в этот период великокняжеских откупов, как фискальной системы.

Со связью «куплей» Ивана Калиты с уплатой «ордынского выхода» не