Читать книгу - "Человеческий рой. Естественная история общества - Марк Моффетт"

Ознакомительный фрагментпроведением операций по фуражировке из гнезда или центрального логовища редко встречается среди сообществ позвоночных животных, за исключением видов, которые прячут своих детенышей в логове, или стад приматов, которые постоянно возвращаются к дереву для сна, но это обычное явление у муравьев. Поселения муравьев-листорезов могут быть гигантских размеров: например, в дебрях влажных вечнозеленых лесов Французской Гвианы я наткнулся на гнездо площадью с теннисный корт. Такой мегаполис имеет тот же недостаток, что и человеческие города: привлечение достаточного количества ресурсов означает огромный транспортный поток и множество ежедневных перемещений из одного места в другое. Из дальних уголков этого большого гнезда берут начало полдюжины скоростных шоссе, по которым рабочие, несомненно, перевозят сотни килограммов свежей листвы ежегодно. Для того чтобы откопать всего лишь часть другой колонии рядом с Сан-Паулу, мне однажды пришлось нанять шесть человек с киркомотыгами и лопатами. Несмотря на множество кровоточащих укусов, которые мне пришлось выдержать на той неделе, я все равно чувствовал себя как археолог на раскопках цитадели. Сотни садов находились в камерах, расположенных вдоль многометровых, великолепно организованных тоннелей, часть которых залегала на глубине не меньше шести метров под землей. В человеческом измерении такая система тоннелей находилась бы на глубине нескольких километров.

Избыток активности в гнезде любого вида муравьев заставляет даже случайного наблюдателя понять, что общественные насекомые получают множество разнообразных выгод от совместного проживания. Рабочие муравьи следят за территориями, тщательно собирают корм даже с наших обеденных тарелок и растят свое потомство в сложных надежных убежищах. Общительные, настойчивые, трудолюбивые, готовые к сражениям и риску высокоорганизованные муравьи, будь то агрономы, пастухи или охотники-собиратели, формируют совершенную рабочую силу из превосходных бойцов и прилежных домохозяек, мастеров по защите и обеспечению своих колоний. Муравьи-листорезы, например, бесспорно имеют более сложные сообщества, чем любые другие животные, за исключением человека, и массово занимаются сельским хозяйством в придачу[120].

Уподобление людей муравьям может вызывать негодование. Сравнение людей с другими млекопитающими воспринимается проще, потому что мы сами – млекопитающие, о чем свидетельствует наш волосяной покров, теплокровность и способность вырабатывать молоко. И все-таки во время просмотра документального фильма о природе и сообществах млекопитающих вы, вероятно, не воскликнете: «Эврика! Они так похожи на нас!» Существующие сходства могут быть едва уловимы. Гораздо чаще нас поражают различия, особенности: например, тот факт, что самцы слонов – изгои, то есть, строго говоря, не являются членами ни одного сообщества. Что касается наших родственников, шимпанзе и бонобо: насколько мы на них похожи? Физически мы похожи и на тех, и на других благодаря генетической близости наших видов. Но что насчет нашего образа социальной жизни? Большинство сходных черт, которые являются предметом обсуждения, зачастую в контексте эволюционной психологии и антропологии, в большей степени касаются различных аспектов познания, чем элементов социальной организации обезьян, которые в противном случае мы считали бы свойственными только людям[121].

Такие сходства редко бывают действительно настолько значительными или исключительными, как может показаться. Поскольку шимпанзе и бонобо думают – так же, как мы, – параллели часто проводят и с другими животными. С одной стороны, оба вида приматов, как и мы, узнают себя в зеркале; но, с другой стороны, на это способны дельфины, слоны, сороки и даже, согласно одному весьма спорному утверждению, муравьи[122]. Одно время считалось, что кроме человека среди животных только шимпанзе изготавливают орудия, например используют веточки, чтобы поймать термитов. Однако теперь нам известны и другие изготовители орудий, такие как дятловые древесные вьюрки, которые веточками выковыривают насекомых[123].

Шимпанзе действительно похожи на нас в том, как они разрешают конфликты. Например, некоторые индивидуумы добиваются влияния с помощью мускулов, а другие – полагаясь на свой ум. Рассмотрите такую ситуацию: самка шимпанзе может предотвратить использование камня в борьбе между разгневанными самцами, опередив их и отобрав камень, и сделает это несколько раз, если понадобится[124]. Такие политические маневры по меньшей мере могут показаться уникальными для шимпанзе, бонобо и людей, но в действительности они, скорее всего, таковыми не являются. Открытие подобных особенностей – прямой результат того, что мы полагаем, будто эти обезьяны, которых мы признаем родственниками человека, заслуживают пристального изучения, то есть, как выразился один ученый, специалистам свойствен «шимпоцентризм»[125]. Наглядным примером служит убийство альфа-самки «40F» в волчьей стае на пике Друидов в Йеллоустонском нацпарке. Данные свидетельствуют о том, что стая восстала и убила эту самку после того, как она свирепо напала на двух других волков. Исследователи, наблюдавшие за этими действиями, писали: «Ее жизнь и смерть можно выразить одной фразой, которая часто применима к тиранам-людям: все, взявшие меч, мечом погибнут»[126][127]. Политика в волчьем царстве может быть действительно сложной. Если такого рода исследования провести во всем мире животных, несомненно, будут обнаружены виды, которые превосходят человекообразных обезьян и волков в своем мастерстве плетения интриг.

Дело в том, что, хотя у нас 98,7 % общих генов с шимпанзе и бонобо, больше всего поражают именно наши различия[128]. На самом деле мы так же отличаемся от них, как яблоки от апельсинов. У обоих видов приматов взаимоотношения определяются строгой иерархией, которая у шимпанзе превращается в тиранию, особенно у самцов[129]. Повзрослев, самки обоих видов оставляют друзей детства и родственников ради другого сообщества и никогда не возвращаются. Самки готовы к спариванию только иногда, и это состояние становится заметным по припухлости половой кожи. Самцы довольно часто бьют или игнорируют самку шимпанзе, за исключением тех редких дней, когда она находится в эструсе, и в этот период ей часто насильно навязывают спаривание. Неудивительно, что ни шимпанзе, ни бонобо не формируют узы в паре и не живут расширенными семьями, а матери почти не получают поддержки от отца – или вообще от кого-нибудь – при выращивании детенышей[130]. Самки тоже не очень-то умеют устанавливать отношения друг с другом; замученная мать-шимпанзе должна рожать в укромном месте, чтобы ее малыша не убили.

Поэтому, хотя на следующих страницах я подчеркиваю захватывающее сходство между человеческими обществами и сообществами других позвоночных – часто исходя из того, какие преимущества дает нахождение в сообществе и как такие сообщества взаимодействуют, – социальная жизнь других млекопитающих, включая наших родственников приматов, по большей части может казаться очень странной, даже откровенно жестокой. А теперь рассмотрите в сравнении с ними странности нашей социальной жизни как млекопитающих: ни один шимпанзе не должен иметь дело с правилами движения по скоростным шоссе или содержанием и ремонтом усадьбы. Ему также не приходится бороться с пробками, сталкиваться с проблемами общественного