Читать книгу - "Век Людовика XIV - Уильям Джеймс Дюрант"

Счастье этой жизни заключается не в покое удовлетворенного разума. Ибо не существует ни конечной цели, ни величайшего блага, о которых говорится в книгах старых философов-моралистов. Счастье — это постоянное продвижение желания от одного объекта к другому, причем достижение первого — это еще только путь к второму. 24

Управление людьми, созданными таким образом, столь изобретательными и конкурентоспособными, столь горячими страстями и склонными к раздорам, — самая сложная и трудная из всех человеческих задач, и тем, кто берется за нее, мы должны предоставить все оружие психологии и власти. Хотя человеческая воля не свободна, общество вправе поощрять определенные действия, называя их добродетельными и вознаграждая, и препятствовать некоторым действиям, называя их порочными и наказывая их. Здесь нет противоречия с детерминизмом: эти социальные одобрения и порицания добавляются, ради блага группы, к мотивам, влияющим на поведение. «Мир управляется мнением»; 25 Правительство, религия и моральный кодекс в значительной степени являются манипуляцией мнением, чтобы уменьшить необходимость и область применения силы.

Правительство необходимо не потому, что человек от природы плох — ведь «желания и другие страсти…..сами по себе не являются грехом». 26-но потому, что человек по своей природе скорее индивидуалистичен, чем социален. Гоббс не соглашался с Аристотелем в том, что человек — «политическое животное», то есть существо, от природы приспособленное обществу. Напротив, он представлял себе изначальное «состояние природы» (а значит, и изначальную природу человека) как состояние конкуренции и взаимной агрессии, сдерживаемой лишь страхом, но еще не законом. Мы можем представить себе это гипотетическое состояние (говорил Гоббс), наблюдая за международными отношениями в наш век: нации все еще по большей части находятся в «состоянии природы», еще не подчиняясь навязанному закону или власти.

Во все времена короли и лица, облеченные властью, из-за своей независимости находятся в состоянии постоянной ревности, в состоянии и позе гладиаторов; их оружие направлено, а глаза устремлены друг на друга, то есть на их крепости, гарнизоны и пушки на границах их королевств, и они постоянно шпионят за своими соседями; что является позой войны. Где нет общей власти, там нет ни закона, ни несправедливости. Сила и обман являются на войне кардинальными добродетелями». 27

Так, по мнению Гоббса, отдельные люди и семьи до появления социальной организации жили в состоянии вечной войны, фактической или потенциальной, «каждый человек против каждого человека». 28 «Война состоит не только в сражении… но и в том отрезке времени, когда в достаточной степени проявляется воля к сражению». 29 Он отверг теорию римских юристов и христианских философов о том, что существует или когда-либо существовал «закон природы» в смысле законов добра и зла, основанных на природе человека как «разумного животного»; он признавал, что человек иногда бывает разумен, но рассматривал его скорее как порождение страстей — прежде всего, воли к власти, — использующее разум как инструмент желания и управляемое только страхом перед силой. Первобытная жизнь — т. е. жизнь до социальной организации — была беззаконной, жестокой, страшной, «мерзкой, жестокой и короткой». 30

Из этого гипотетического «естественного состояния» люди, в представлении Гоббса, вышли путем негласного соглашения друг с другом о подчинении общей власти. Это теория «общественного договора», ставшая популярной благодаря трактату Руссо под таким названием (1762), но уже устаревшая и избитая во времена Гоббса. Мильтон в своем трактате «О пребывании королей и магистратов» (1649) как раз трактовал договор как соглашение между королем и его подданными — о том, что они будут ему повиноваться и что он будет должным образом исполнять обязанности своей должности; если он этого не сделает, говорил Мильтон (как и Бьюкенен, Мариан и многие другие), народ будет вправе сместить его. Гоббс возражал против этой формы теории на том основании, что она не устанавливает власти, уполномоченной обеспечивать соблюдение договора или определять, когда он был нарушен. Он предпочитал считать, что общественный договор заключается не между правителем и управляемым, а между управляющими, которые согласны

передать всю свою власть и силу [свое право на применение силы друг к другу] одному человеку или одному собранию людей…. После этого множество людей, объединенных в одном лице, называется КОММУНИСТИЧЕСКИМ государством. Это — порождение великого ЛЕВИАФАНА, или, скорее… того Смертного Бога, которому мы обязаны, при Бессмертном Боге, нашим миром и защитой. Ибо по этой власти, данной ему каждым… человеком в Содружестве, он имеет в своем распоряжении столько власти и силы, что под влиянием ее он может формировать воли всех… чтобы использовать силы и средства всех их, как он сочтет нужным, для их мира и общей защиты. И тот, кто носит это лицо, называется государем и говорит, что имеет суверенную власть; а все остальные — его подданные». 31

Теория опрометчиво предполагала среди упомянутых «мерзких и жестоких» дикарей степень порядка, рациональности и смирения, достаточную для согласия отказаться от своей власти. Гоббс мудро допускал возможность альтернативного происхождения государства:

Достичь этой суверенной власти можно двумя способами. Один — естественной силой, как, например, когда человек… заставляет своих детей подчиняться ему и их детей, будучи в состоянии уничтожить их, если они откажутся; или войной покоряет врагов своей воле. Другое дело, когда люди договариваются между собой о добровольном подчинении какому-либо человеку или собранию людей, в уверенности, что он будет защищать их от всех остальных. Это последнее можно назвать политическим содружеством». 32

Как бы он ни был основан, суверен, чтобы быть действительно сувереном, должен обладать абсолютной властью, поскольку без нее он не может обеспечить индивидуальную безопасность и общественный мир. Сопротивляться ему — значит нарушать общественный договор, на который негласно согласился каждый человек в сообществе, приняв защиту его главы. Теоретический абсолютизм может допускать некоторые фактические ограничения: суверену можно сопротивляться, если он приказывает убить или покалечить себя, признаться в преступлении, или если правитель больше не в состоянии защищать своих подданных. «Обязанность подданных перед государем понимается так, что она длится до тех пор и не дольше, чем длится власть, с помощью которой он может их защитить». Революция — это всегда преступление, пока она не удалась. Она всегда незаконна и несправедлива, поскольку и закон, и справедливость определяются государем; но если в результате революции устанавливается стабильное и эффективное правительство, подданные обязаны подчиняться новой власти.

Король правит не