Читать книгу - "Облака славы. Жизнь и легенда Роберта Э. Ли - Майкл Корда"

будет позировать ему в такой момент, но Брейди был человеком с большой силой убеждения, и он уже фотографировал Ли раньше, первый раз в 1845 году. Он считал, что это будет "исторический" снимок, и, видимо, Ли согласился: он позволил Брейди сделать шесть фотографий, в эпоху, когда каждое сидение предполагало длительное пребывание в полной неподвижности. В середине девятнадцатого века фотографирование себя все еще было формальным и серьезным событием. На одной из фотографий Брейди Ли стоит в дверном проеме с вызывающим видом, все еще в полковничьих звездах и пуговицах Конфедерации, но без меча. На другой он сидит на улице в мягком кресле, взятом из дома, его серая шляпа лежит на коленях, выражение лица отстраненное, возможно, даже страдальческое, а справа от него стоит его сын генерал-майор Кэстис ("Бу") Ли, а слева - его адъютант полковник Тейлор. Возможно, гражданская одежда Ли была давно потеряна. Три месяца спустя он все еще носил свой старый серый мундир Конфедерации, но уже без звезд и позолоченных пуговиц, и в другой шляпе. Его переход к гражданской одежде, очевидно, занял некоторое время, как и у бесчисленных менее известных ветеранов Конфедерации.

Если на некоторых фотографиях Брейди выражение лица Ли выглядит потрясенным, это неудивительно. За считанные дни он превратился из командующего всеми армиями Конфедерации в человека, которому нечем заняться, к тому же он стал невольной туристической достопримечательностью. Любопытствующие вынуждали его совершать прогулки по ночам; постоянный поток звонивших искал у него помощи, благословения, сочувствия или совета. Он уже стал символом поверженной Конфедерации, хотел он того или нет.

Счастливый от того, что вернулся к своей семье, Ли испытывал все лишения того периода на Юге. Самые обычные продукты питания, такие как сахар, чай и мука, были в дефиците или недоступны; валюта Конфедерации (как уже отмечалось выше) ничего не стоила; победоносный Север не спешил кормить побежденный Юг. Дом Ли был переполнен, его жена была практически прикована к постели, их дочери Милдред и Агнес изнемогали от забот о стольких людях, а сам Ли боролся с самообвинениями и горем, его лицо, как многие замечали, было так сильно изрезано, как будто он постарел за одну ночь: "Горести Юга были бременем [остатка] его жизни".

Однако Ли было всего пятьдесят восемь лет, он был активным человеком и советовал всем, кто его искал, найти работу и начать процесс восстановления, и себя он от этого не освобождал. Он посоветовал своему сыну Руни вернуться на свою разоренную плантацию Уайт-Хаус и заняться фермерством. Вскоре к Руни присоединился его брат Роб, и Ли явно нужно было искать себе занятие. Ли повезло в том смысле, что мальчики все еще владели недвижимостью, которую можно было обрабатывать, оставленной им дедом, а Ли все еще хранил облигации, которые приносили скромный доход, хотя и недостаточный для нужд семьи в Ричмонде. Их дом был арендован Кэстисом Ли у мистера Джона Стюарта - восхитительного и сочувствующего хозяина, который убеждал Ли оставаться в доме "до тех пор, пока вам будет удобно оставаться в Ричмонде", и отказывался принимать какую-либо оплату, если только она не была "сделана в долларах Конфедерации", что фактически делало дом бесплатным для аренды. Ли был не из тех, кто принимает такую щедрость, пусть даже из лучших побуждений; он также не хотел оставаться в Ричмонде на неопределенный срок. Он вообще не был городским человеком, и ему казалось, что Мэри Ли будет лучше вдали от руин Ричмонда и постоянного присутствия федерального гарнизона. Она была гораздо более озлоблена победой Союза, чем ее муж. Как только Ли сдался, он принял федеральное правление и его последствия; его "подчинение гражданской власти" было подлинным. Он сделал все, что от него требовалось, чтобы добиться помилования, и не по его вине оно затянулось на 110 лет, но чувства Мэри Ли к Северу были менее снисходительными. Она по-прежнему считала Конфедерацию святым делом, и Ли опасался последствий ее пребывания в оккупированном городе, не считая опасности заболеть и заразиться там в летние месяцы.

Сначала он подумал о местечке возле Уайт-Хауса, но Руни написал в ответ, что местность вокруг обугленных руин дома Кьюстисов опустошена тремя годами боев и федеральной оккупации, не говоря уже о том, как подействует на его мать почерневший кирпичный дымоход - все, что осталось от дома, где Джордж Вашингтон сватался и женился на Марте Дендридж Кьюстис. Ли, видимо, это не убедило, и в конце мая он решил убедиться в этом сам. Он проехал на "Тревеллере" мимо полей, где его армия сражалась в 1862 и 1864 годах, мимо скромных мест, чьи названия стали знаменитыми: Механиксвилл, Мельница Гейнса, река Чикахомини, Колд-Харбор. Выезд в сельскую местность на "Тревеллере" был частью процесса исцеления Ли. Может быть, он и не знал об этом, но он обнаружил это в пути - лошадь, фермы, знакомые дороги, друзья, которые пришли навестить его, когда он ночевал в доме своего лихого молодого кузена полковника Томаса Картера, чьи пушки поддерживали Пикеттовский заряд в 1863 году, - все это вытеснило на время из его головы мрачную реальность Ричмонда. У него не было желания возвращаться на старые поля сражений; он наслаждался роскошным семейным ужином в старинном виргинском стиле эпохи антебеллумов, на котором присутствовали его сыновья Руни и Роб, и впервые за много лет играл с маленькими детьми; он был среди людей, которые ничего от него не хотели и не относились к нему как к диковинке или идолу. В то же время он сразу понял, что Руни был прав: это не то место, где стоит искать дом для себя и Мэри. Здесь было слишком много напоминаний о войне, слишком много призраков, слишком много полей сражений вдоль реки Памункей, чтобы сделать этот выбор удачным, но он также понимал, что его порыв был правильным и что для восстановления собственного равновесия он должен уехать из Ричмонда и найти мир и покой, чтобы решить, что делать с остатком своей жизни, ведь Ли никогда не был человеком, который мог бездельничать.

Находясь в Пампатике, в доме Томаса Картера, Ли узнал, что всем, кроме нескольких бывших конфедератов, будет предложена полная амнистия и помилование при условии, что они дадут клятву поддерживать правительство и конституцию Соединенных Штатов. Ли не мог не удивиться, что он оказался в числе исключенных, но, прочитав прокламацию, он обнаружил, что имеет право подать индивидуальное прошение о помиловании, и через две недели он сделал это, убедившись, что генерал Грант с радостью одобрит письмо