Читать книгу - "Роберт Маккаммон. Рассказы. - Роберт Рик МакКаммон"

заманивать своих жертв в переулки, и вот почему он носил серебряные запонки. Даже в его манере ходьбы, в этих плавных движениях и легкой поступи, было нечто аристократичное. Возможно, когда-то он был спортсменом. Видите ли, я продолжал изучать его, рассматривать, но в то же время у меня в голове звенела мысль, что игра подходила к концу, и я проиграл.

Но такова уж человеческая натура, дамы, и я продолжал цепляться за надежду, что как-нибудь выберусь оттуда. Пот градом катился у меня по лицу, а сердце колотилось, как угорелое, но какая-то часть меня оставалась спокойной. Бдительный. Эта часть думала о том, как бы, в буквальном смысле, изменить ход игры, отнять ведущую роль у этого монстра, и отомстить ему не только за мою жену, но и за всех моих умерщвленных подопечных.

Он склонился надо мной.

Как я уже сказал, на нем был серый капюшон с прорезями для глаз. Он провёл кончиками своих металлических кусачек по моим щекам. Помню, в тот момент я подумал о том, как они сияют чистотой, хотя столько повидали.

— Джон, — сказал он, и я никогда не забуду шелковистый тембр его голоса, как будто со мной говорил сам смертельный холод, — вот и конец. — Он щелкнул кусачками у меня перед глазами. — С какой руки нам начать?

Я пытался сопротивляться, пытался опрокинуть стол, но он ударил меня в грудь, и из меня вышел весь воздух. Когда он подошел к моей правой руке, я сжал её в кулак. Он снова ударил меня со всей силы, и я почувствовал, как кусачки сомкнулись на моем пальце.

Как описать ту боль? Разница состояла в том, что другие жертвы были мертвы или уже умирали, когда он с ними это проделывал. Разве за это можно быть благодарным? Я услышал скрежет лезвий о кость, и то, как она хрустнула… а потом мою руку обдало леденящим холодом, и холод этот распространился по всей руке до самого плеча.

Убийца действовал быстро, я бы даже сказал, очень быстро для Билли Резака. Второй палец исчез прежде, чем я ощутил лезвия… и, как бы то ни было, в тот момент Господь милосердный притупил мои чувства, и блаженный сон сменил кошмар наяву.

Билли Резак, должно быть, почувствовал, что сознание покинуло меня, потому что далее он с помощью своих кусачек сорвал большую часть плоти с моего следующего пальца, прежде чем, наконец, добрался до кости. Все моё тело содрогнулось. Я намочил штаны. Не очень прилично упоминать об этом, но это правда. Потом я услышал, как он ахнул-то ли от удовольствия, то ли от ещё более низменного экстаза, — и отнял палец. Как я и сказал… зверь.

Кусачки сомкнулись на моем большом пальце. Я до сих пор чувствую тот их укус, особенно очень часто в момент пробуждения.

Но тут раздался стук в заднюю дверь, меньше чем в пяти футах от того места, где Резак измывался надо мной.

— Джон? — позвала Дорин. — Джон, ты…

Я услышал её крик и понял, что она заглянула в комнату через разбитое окно. Конечно, она увидела, что происходит, и снова закричала. Большой палец, хотя и сильно порезанный, остался цел. Кажется, я видел, как убийца поднял нож, чтобы пронзить им моё сердце, но Дорин закричала ещё раз, и он отказался от попытки убийства, чтобы успеть сбежать через парадный вход. Я слышал крики. Кто-то ещё увидел его на улице. Потом я потерял сознание.

Так уж вышло, что Дорин приходила ко мне каждые несколько дней, чтобы приготовить мне поесть, зная, во сколько я обычно прихожу домой. Она была — и все ещё является — доброй вдовой немного старше меня, с которой я познакомился в церкви. В какой-то степени, она так же страдала от одиночества, как и я. Её визиты не были регулярными, поэтому, если Резак и следил за моим домом, он, скорее всего, не видел, что она ко мне ходит. Благодаря этому, моя рука и моя жизнь были спасены.

После случившегося судья Арчер лично приказал, чтобы Лаймхаус наводнила армия офицеров, которым было вверено разыскать это чудовище. Мало того, что у «Гринхоллс» была организована засада, и Дэйви Гленнона заставляли каждую пятницу вечером ходить туда с констеблем, выдававшим себя за обычного игрока, так ещё были собраны досье на всех, кто когда-либо бросал кости или сдавал карты в этом заведении. Судья Арчер — хороший человек — послал художника к молодому Гленнону, чтобы тот нарисовал портрет Билли Резака по его описанию… но, понимаете, к тому времени память его потускнела, и он не смог ответить на самые простые вопросы. Была ли челюсть большой или маленькой? Острые скулы или полные щеки? Высокий лоб или низкий? Цвет глаз? Цвет волос? Ну, темноволосый и темноглазый — вот и все, что от него смогли добиться. Не так уж и много.

И, как и следовало ожидать, Билли Резак исчез. Больше не было убийств с отрезанными пальцами. Я рассудил, что он переехал из Лаймхауса в какой-нибудь другой город Англии, в какое-нибудь местечко со множеством окрестных деревушек, где он мог бы начать все сначала, если бы захотел. На этом история и закончилась, пока я не получил письмо из Нью-Йорка.

Как я мог на него не ответить? Знать, что он здесь… знать, на что он способен. Просто знать… Я не мог закрыть на это глаза. Понимаете?

Кэтрин ответила после минуты раздумий.

— Я понимаю то, что этот человек может никогда не открыться вам, поскольку заставил вас пересечь Атлантику. Вы говорите, он игрок. Допустим. Я думаю, он уже считает себя победителем, просто дав вам знать, что он все ещё где-то «здесь», поблизости. Поэтому я очень сомневаюсь, что он когда-нибудь войдёт в эту дверь, за которой вы так страстно наблюдаете.

— Не согласен, — качнул головой бледный курильщик, выпустив в её сторону облако дыма. —