Читать книгу - "«Верный Вам Рамзай». Рихард Зорге и советская военная разведка в Японии. 1939–1941 годы. Книга 4 - Михаил Николаевич Алексеев"

В собственноручных «записках» Зорге счел необходимым не раз вернуться к затронутой проблеме. Так, в разделе, названном им «Положение моей разведгруппы относительно московских инстанций», Зорге пишет: «Отношения между членами моей разведывательной группы и московскими инстанциями были различными. Почти не было ясности ни в их организационном, ни в их служебном положении. Поэтому очень трудно объяснить положение, которое занимал каждый из них в отдельности…

Как руководитель агентурной группы в Японии, я был непосредственно и, прежде всего, связан с Центральным комитетом Советской коммунистической партии. По техническим аспектам своей работы и по некоторым другим вопросам разведдеятельности я принадлежал также к четвертому управлению Красной армии. И, как уже отмечалось выше, мои отношения с Коминтерном носили косвенный характер (выделено мной. – М.А.)»[842].

Представляется, что следователи и сами не возражали против некоторой неопределенности термина «московский Центр» при описании организации, руководившей деятельностью Зорге. Однако по истечении времени Зорге в «записках» меняет показания в части принадлежности своей нелегальной организации. И в конце «записок» появляется раздел «Почему я относился к четвертому управлению?», в котором он объясняет причины своего «перехода в четвертое управление в 1929 г.»[843].

На допросах на предварительном суде Зорге уже однозначно признает, что 4-е Управление Красной Армии было единственной организацией, с которой он был связан и которой был подчинен.

В записках Зорге настаивал на отсутствии у Советского Союза агрессивных намерений в отношении Японии: «Для Японии совершенно нет причин опасаться нападения со стороны Советского Союза. Советские военные приготовления, даже в Сибири, носят чисто оборонный характер. Утверждение, что СССР является первым противником Японии, представляет собой иностранный пропагандистский вымысел, лишенный исторической основы. Великие державы получают выгоду от многолетней враждебности между Японией и СССР. Японская армия, ухватившись за высказывания иностранных пропагандистов, требует все возрастающих с каждым годом бюджетных ассигнований для противодействия этому ужасному монстру – СССР. Однако действительные цели Японии находятся не на севере, а в Китае и на юге. И хотя советские военные приготовления носят чисто оборонительный характер, их ни в коем случае нельзя недооценивать, как показал Халхингольский инцидент»[844].

Важно заметить, что в «Тюремных записках Рихарда Зорге» говорится только о людях, уже известных следствию, но не сообщается никаких фактов, которые были бы новыми для следствия и которые, следовательно, могли повлечь за собой новые аресты. Там, где «Рамзаю» кажется, что следствие не обладает достаточно определенными уликами, он пытается «запутывать» следы, отводить внимание полиции.

В ходе следствия «Рамзаю» показали фотографии работников советского посольства в Токио и предложили опознать тех, с кем он встречался. Зорге знал, что по этому вопросу следователи могли получить информацию от одного Клаузена, и умышленно «напускал» туман, доказывая, что он не в состоянии припомнить лица тех, о ком идет речь. Более того, он исключал причастность курьеров к советскому посольству: «Я вспоминаю, что на встречи в Токио приезжали два различных курьера. Один был высокий, крепкого телосложения молодой человек, другой, появившийся позднее, выглядел еще моложе и имел прекрасную фигуру. Однако на фотографии, которую показывал мне полицейский офицер во время расследования, я не смог опознать высокого сильного человека. Человек, с которым я встречался, не носил очков. Мужчина на второй показанной мне фотографии несколько похож на человека, с которым я встречался в доме Клаузена, но у меня нет уверенности, что это тот самый курьер. Человек, с которым я встречался в последний раз, был со всех точек зрения типичный профессиональный курьер, переезжавший из страны в страну. Однако я старался не задавать ему вопросов по этому поводу. Мы расстались с ним, только немного поговорив о войне Германии с СССР.

Последняя перед моим арестом встреча с курьером состоялась, кажется, в начале октября. На встречу ходил Клаузен, поэтому я не помню даты»[845].

Зорге «отводит» внимание следствия от личности «Коммерсанта» – Гельмута Войдта, завербованного им еще в Шанхае. О «Коммерсанте» Зорге вынужден говорить, так как о нем знал Клаузен (а значит, рассказал на допросах) и его псевдоним упоминался в расшифрованных радиограммах. И он старается возможно более убедительно показать, что «Коммерсант» – это не псевдоним, а понятие, и что Войдт был просто его приятелем. О «Коммерсанте» «Рамзай» пишет в разделе «немецкие предприниматели и инженеры», когда описывает «Мои собственные источники информации»: «Я поддерживал дружеские отношения с немецкими предпринимателями в Китае. Приезжая в Шанхай, я всегда встречался с двумя-тремя из них, чтобы побеседовать об экономической ситуации и состоянии германской торговли. Встречался я также с доктором Войдтом, которого рекомендовал Клаузен. Он приезжал в Токио примерно два раза в год, поэтому мы с ним встречались и здесь. Большинство немецких предпринимателей из Китая, приезжая в Токио, заходили ко мне. Войдт не был членом моей разведывательной группы, но как правительственный чиновник знал очень много в различных областях, поэтому я с удовольствием поддерживал с ним контакты. Безусловно, какую-то часть услышанных от него сведений я использовал в своей разведывательной деятельности. В своих радиосообщениях в Москву я называл его и других немецких торговцев из Китая „коммерсантами“ (выделено мной. – М.А.). Последний раз мы встречались с Войдтом около года назад. Он и лично мне очень нравился, и был одним из немногих людей, к которым я питал дружеские чувства. Большинство немецких предпринимателей в Китае мне не очень нравились и были для меня неприятны»[846].

Зорге пришлось давать характеристику и «Специалисту» (Синодзуке Торао), о котором следствию стало известно от Одзаки. И в этом случае он попытался минимизировать его роль в нелегальной организации, хотя это в какой-то степени соответствовало действительности. «Наконец, нужно упомянуть одного „специалиста“. – Писал Зорге в „записках“. – Он был старым другом Одзаки, и его вовлекли в нашу работу вскоре после моего прибытия в Японию. Он, однако, оказался далеко не тем человеком, на которого мы рассчитывали. Мы сначала рассматривали его как военного специалиста, но он, к удивлению, оказался экспертом по деньгам. Некоторые связи с подобными помощниками Одзаки имел и Мияги»[847]. «Специалист» так и не был осужден, и его выпустили из тюрьмы.

В «Тюремных записках Рихарда Зорге» нет ничего, что можно было бы истолковать как идейное отступничество, напротив, «Рамзай» настойчиво подчеркивает свои коммунистические убеждения.

Зорге решительно отвергал обвинение в нарушении закона «О поддержании общественного порядка». Ни он сам, и никто из членов резидентуры Зорге, включая японцев, не ставили и не могли ставить своей целью «изменение государственного строя» или «уничтожение системы частной собственности», что рассматривалось законом как самое тяжкое преступление.

На