Читать книгу - "Александр Яковлев. Чужой среди своих. Партийная жизнь «архитектора перестройки» - Владимир Николаевич Снегирев"

руководстве до последнего держали свои планы в секрете, не без оснований опасаясь, что если о них узнает Никита, то всем несдобровать. А тут второе лицо партии фактически заранее раскрывает низовому работнику страшную государственную тайну. Сообщает о том, что послезавтра состоится пленум, на котором будет обсуждаться вопрос о Хрущеве. В переводе с эзопова чиновничьего языка на обычный человеческий Суслов фактически предупредил Яковлева о скорых переменах в партии и государстве. А закончив, пояснил, зачем зав. сектором вызван в этот высокий кабинет:

— Сразу после завершения пленума в «Правде» должна появиться обстоятельная передовая статья, в которой следует обозначить позицию Центрального комитета.

Яковлев слушал начальника с тревогой в душе. Как это — писать статью, фактически направленную против главного человека в стране и партии? А если Хрущев, как случалось прежде, опять переиграет всех своих недругов? Тогда не сносить ему, Яковлеву, головы. Все всплывет наружу, в том числе и заранее заготовленная антихрущевская статья.

Но ведь и Суслов тоже был не лыком шит, он еще никогда не проигрывал в аппаратных играх, всегда ставил на верного человека, а потому неизменно пользовался доверием первых лиц.

Вот и сейчас он сидел перед ним — сухой, бесстрастный, с лицом, не выражавшим никаких эмоций, только в глазах за толстыми стеклами очков нечто вроде озабоченности.

Об этом человеке на Старой площади ходило много всяких слухов. Где-то промелькнуло: Суслов в те годы покровительствовал Яковлеву.

Трудно согласиться с таким утверждением — хотя бы потому, что Михаил Андреевич если и испытывал к кому-то симпатию, то никогда и ничем ее не выдавал. Это был кремень, а не человек.

Его не зря называли «серым кардиналом». Суслов вел еженедельные заседания Секретариата ЦК, иногда и заседания Президиума, а впоследствии — Политбюро. При жизни мало кто был осведомлен, чем дышит, что чувствует, кого ненавидит и кому симпатизирует Михаил Андреевич. Он, прошедший жесткую школу аппаратных интриг, уцелевший и даже сделавший карьеру еще при Сталине, а затем благополучно переживший Хрущева и работавший вторым при Брежневе, умел вершить дела, всегда при этом оставаясь в глубокой тени.

Было известно, что он — самый настоящий аскет, привыкший довольствоваться малым, равнодушный к цацкам в виде орденов и званий, отвергавший любые, даже незначительные подарки, всегда облаченный в старомодный черный костюм и почти круглый год носивший давно забытые галоши. Было также известно, что он зорко стоит на страже партийных установок в области идеологии, культуры, науки и образования и ни при каких обстоятельствах не допускает даже малейших отклонений от курса партии. Суслов в этом смысле являлся представителем давно вымершего или сгинувшего в лагерях сословия революционеров, свято веривших в неминуемую и скорую победу коммунизма и трудившихся во благо этой идеи круглые сутки без сна и отдыха.

Если кто-то из его коллег по партийному ареопагу мог позволить себе понятные человеческие слабости, например выпивку, легкий флирт, посещение спортивных матчей, то Михаил Андреевич и в этом отношении был безупречен. Ничего личного — только работа на благо партии, родины и победы коммунизма.

В годы борьбы Хрущева с его соперниками внутри Президиума ЦК Суслов занял сторону Никиты Сергеевича. Но, кажется, он никогда не соглашался с первым секретарем по вопросам разоблачения культа Сталина, вскрытия имевших место массовых репрессий. Вернее, скажем так: подчиняясь партийной дисциплине, он всегда голосовал «как надо», подписывал «правильные» резолюции и ничем не выдавал своего недовольства. Однако внутри Суслов оставался если не сталинистом, то представителем самого консервативного крыла в партии.

Теперь он, скорее, интуитивно почувствовал, что хозяина надо менять. И что есть реальные люди, которым такое по силам. И что эти люди займут в партии гораздо более здравые позиции, чем непредсказуемый, импульсивный Никита. И что если сейчас сделать верные шаги, то эти люди его по достоинству оценят.

Воспользовавшись паузой в разговоре, Яковлев уточнил: что же он должен написать конкретно в статье для главной партийной газеты?

Секретарь ЦК остро глянул на него, помолчал, словно взвешивая, насколько откровенным следует быть с этим работником. Потом нехотя выдавил:

— Надо напомнить о тех проявлениях волюнтаризма, которые были, об опасности нарождения нового культа, о несолидном поведении первого лица в ходе его зарубежных поездок.

Он опять замолчал, словно испытывая терпение Яковлева. Тот тоже хранил молчание, любые вопросы в такой ситуации казались неуместными.

— Вы не хуже меня знаете, что вытворял наш Никита Сергеевич и какие последствия были от его художеств. Вот и пишите. Завтра в восемь утра передайте написанное от руки в запечатанном конверте моему секретарю в приемной.

Кажется, в биографии нашего героя тех лет это был единственный случай, когда он не на шутку растерялся. Да, верно, Никита чудил много — чего стоит один поступок на заседании Генассамблеи ООН, когда глава советской делегации, чтобы привлечь внимание и подчеркнуть важность своей речи, снял с ноги ботинок и стал стучать им по столу — на глазах у всего изумленного мира, поскольку заседание транслировалось по ТВ. А эти хамские высказывания в адрес художников, скульпторов, поэтов… Но одно дело шепотом обсуждать выходки лидера у него за спиной и совсем другое — предать его публичной анафеме на страницах самой главной газеты страны.

Пошел за советом к непосредственному начальнику Ильичеву. Тот развел руками: помочь ничем не могу, сам выкручивайся. И добавил, что лично он на пленуме критиковать Хрущева не будет.

Л. И. Брежнев выступает на митинге, посвященном советско-алжирской дружбе, в Кремлевском Дворце съездов. 6 мая 1964. [РИА Новости]

В итоге Александр остался один на один с порученным ему заданием. Маялся почти всю ночь, составляя тот текст, который мог бы удовлетворить Суслова и не подставить самого автора. Когда прочел то, что получилось, настроение лучше не стало: какая-то невразумительная жвачка. С одной стороны, с другой стороны… Но делать нечего, запечатал, как было велено, статью в конверт и отправился в приемную Суслова. Там материал перепечатали на машинке, он внес еще какую-то несущественную правку, передал статью помощнику секретаря ЦК. На этом его миссия была закончена.

Ушел в плохом настроении, и не только потому, что не выспался. Статья не получилась. Кости без мяса. К тому же я лично продолжал стоять на позициях ХХ съезда, что сильно сдерживало меня в оценках, хотя меня, как многих других, начали раздражать действия Хрущева и его окружения по созданию своего культа[36].

Архивы сохранили для нас тот вариант статьи, который «не получился». Яковлев, садясь за стол, схитрил.