Читать книгу - "«Верный Вам Рамзай». Рихард Зорге и советская военная разведка в Японии. 1933–1938 годы. Книга 3 - Михаил Николаевич Алексеев"

„колольщиков“ состояла из технических работников, которые, не зная материалов дела, избивали арестованных до тех пор, пока они не стали давать „признательные“ показания.

Протоколы не составлялись, делались заметки, а затем писались протоколы в отсутствие арестованных, корректировались и давались на подпись арестованным, которые отказывались, и их вновь избивали.

При таких методах следствия арестованным подсказывали фамилии – показания давали следователи, а не подследственные. Такие методы Ежов поощрял.

Сознательно проводилась Ежовым неприкрытая линия на фальсифицирование материалов следствия о подготовке против него террористических актов дошла до того, что угодливые следователи из числа „колольщиков“ постоянно добивались „признания“ арестованных о мнимой подготовке террористических актов против Ежова».

Можно ли каждое признание, сделанное арестованными, квалифицировать как самооговор или оговор? Можно ли утверждать, что все показания были фальсифицированы? Очевидно, что нет. Следует допустить, что отдельные показания соответствовали действительности. Как будет видно из показаний начальника Разведотдела штаба ОКДВА полковника Покладок, последний в ряде случаев (в части показаний о деятельности Зорге и оценке этой деятельности) опирался на документы, которые готовились в 7-м отделении, руководимом им до перевода в Хабаровск. Можно ли однозначно утверждать, что в 1920-е – 1930-е годы к нелегалам и разведчикам «под крышей» за рубежом не было «подходов» со стороны иностранных спецслужб, а если таковые были, то все они заканчивались безрезультатно?

Самооговор сопровождался оговором. Число лиц, втянутых в орбиту ложных обвинений, росло со скоростью цепной реакции: показания одного приводили к аресту нескольких человек, нередко их были десятки. Факт оговора (приводивший чаще всего к высшей мере наказания) не учитывался при массовой реабилитации в середине 1950-х тех, кто давал ложные показания, на основании которых формировались обвинения в участии в «заговорах» и «шпионаже».

Случай с Артузовым один из немногих (но не единственный), когда, человек еще находившейся на свободе, но фактически обреченный, каялся в грехах, которых не совершал. Причем не забыв оговорить при этом своих подчиненных.

Далее речь пойдет об арестах тех (далеко не всех), кто был связан по роду своей работы с Японией – руководил деятельностью зарубежных аппаратов в этой стране, сам находился там какое-то время. В первую очередь внимание будет обращено на показания, связанные с «Рамзаем», если таковые имели место.

Аресты сотрудников Разведывательного управления штаба РККА были звеном в общей цепи арестов. Обвинения в адрес высшего командного состава в шпионской деятельности, связях с иностранными разведками можно было «доказать», арестовывая тех сотрудников, которые по роду своей деятельности регулярно выезжали за рубеж. Аппараты военных атташе были тесно связаны с политической разведкой ИНО ГУГБ НКВД СССР, дипломатическими и торговыми представительствами, опирались на связи членов Коммунистического интернационала.

Начальники разведывательных отделов штабов РККА входили в структуру высшего командования военных округов, и их аресты были связаны с общим направлением репрессий.

Арестовывали не только действовавших, но и бывших сотрудников Разведупра. Первоначально о шпионаже речь не шла, «японским и немецким резидентом» человек становился позже.

«28 апреля 1937 г.

№ 57017

Совершено секретно

СЕКРЕТАРЮ ЦК ВКП(б) тов. СТАЛИНУ

Народный Комиссариат Внутренних дел располагает материалами, дающими подозревать заведующего службой связи ИККИ – МЕЛЬНИКОВА Б.Н. (он же МЮЛЛЕР) в троцкистской и шпионской деятельности.

МЕЛЬНИКОВ – 1895 года рождения, гражданин СССР, уроженец г. Селещинска (Селенгинск. – М.А.), Забайкальской области, член ВКП(б) с 1916 года.

Биографические данные МЕЛЬНИКОВА за период пребывания его с 1917 по 1922 гг. на Дальнем Востоке вызывают серьезные сомнения.

В 1917 году МЕЛЬНИКОВ, по окончании Михайловского училища в Петрограде, был направлен в Иркутск, где принимал участие в Октябрьском перевороте в качестве члена военно-революционного комитета, начальника Иркутского гарнизона и начальника Красной Гвардии.

В конце 1918 г., вместе с группой ответственных работников-коммунистов, МЕЛЬНИКОВ попал в плен к японцам и через 2 месяца, при подозрительных обстоятельствах, по объяснению МЕЛЬНИКОВА – „будучи неопознанным японцами“, был освобожден из тюрьмы. По выходе из тюрьмы, МЕЛЬНИКОВ с партией не связался, а выехал по собственной инициативе в Шанхай, к своему родственнику МЕЛЬНИКОВУ Л.М., доверенному торгового дома „ЛИТВИНОВ С.В. и К“.

В Китае МЕЛЬНИКОВ в феврале 1919 года был опознан как участник восстания в Иркутске и привлечен царским консульством в Ханькоу к следствию.

Как видно из переписки, извлеченной из архива консульства в Ханькоу, МЕЛЬНИКОВ откровенно сообщил в консульство о своей руководящей роли в организации большевистского восстания в Сибири и подал прошение, на основании которого и был оставлен на свободе.

Документы консульства дают основание полагать, что МЕЛЬНИКОВ выдал консульству в Ханькоу известных ему по Иркутску и Троицко-Савску коммунистов, находившихся в Китае. Об этих обстоятельствах МЕЛЬНИКОВ в своей биографии и анкетах умалчивает.

В апреле 1920 года, во время выступления японцев, МЕЛЬНИКОВ вместе с рядом членов военного совета вновь попадает в японский плен и снова, „не будучи опознан“, освобождается вместе с рядовыми красногвардейцами.

По очищении Дальнего Востока от японской оккупации и до 1935 г. МЕЛЬНИКОВ работает в НКИД и Разведупре по Дальнему Востоку, неоднократно выезжает в Японию и Китай, выполняя нелегальные поручения.

С приходом на работу в ИККИ МЕЛЬНИКОВ окружил себя харбинцами, подозрительными по шпионажу (начальник отдела снабжения ТАРАНОВ, секретарь отдела службы связи ЯЩЕНКО, заведующий хозяйством АЦИКАЛЬЧУК, фотографы ДОБРОВОЛЬСКАЯ и СМИРНОВА, сотрудники по ответственным поручениям СМИРНОВ и БАЛЛОД и машинистка БАВУРОВА и др.).

Имеющимися материалами МЕЛЬНИКОВ также изобличается в принадлежности к троцкистской оппозиции в 1924 г.

Установлено, что в 1924 году, будучи генконсулом СССР в Харбине, МЕЛЬНИКОВ являлся активным троцкистом.

На собрании коммунистов Харбинской организации (протокол № 1 от 12/I— 1924 г.) МЕЛЬНИКОВ выступил с резкой троцкистской речью, направленной против ЦК ВКП(б). МЕЛЬНИКОВ обвинял ЦК в проведении „столыпинской политики“ и высказывал недоверие к ЦК. На этом же собрании МЕЛЬНИКОВ пытался оказать влияние на партийную организацию провокационными измышлениями о „единодушном осуждении“ линии ЦК ВКП(б) районами Москвы.

Свою причастность к активной троцкистской деятельности в 1924 году МЕЛЬНИКОВ скрывает. Основание причастности МЕЛЬНИКОВА к скрытой контрреволюционной троцкистской работе в настоящем являются факты засоренности аппарата службы связи, которым руководит МЕЛЬНИКОВ, троцкистами и лицами, тесно связанными с троцкистами, как в СССР, так и за границей.

Так, например:

1. Работавшего в заграничном аппарате службы связи троцкиста ВАЛЬТЕРА, связанного с ПЯТАКОВЫМ, МАДЬЯРОМ, ОСИНСКОЙ и др., явно подозрительного вместе с тем по провокации, МЕЛЬНИКОВ допустил в аппарат службы связи в Москве и поручил ему руководство нелегальными заграничными пунктами. О троцкистских связях ВАЛЬТЕРА было известно МЕЛЬНИКОВУ. ВАЛЬТЕР арестован.

2. Доверенным лицом МЕЛЬНИКОВА по секретным вопросам является Берта Платен, иноподданная, беспартийная, жена активного троцкиста Фрица ПЛАТЕН. Установлено, что квартира ПЛАТЕН являлась местом сборищ троцкистов. ПЛАТЕН до последнего времени работает в ИККИ.

3. ГРЕГОР, брат троцкиста ВУЙОВИЧА, поддерживал связь с ВУЙОВИЧЕМ в период нахождения последнего в