Читать книгу - "Век Людовика XIV - Уильям Джеймс Дюрант"

Он различал «основные» симптомы, вызванные чужеродным веществом, и «случайные», вызванные сопротивлением организма этому веществу; таким образом, лихорадка — это не болезнь, а приспособление организма к самозащите. Задача врача — помочь этому процессу защиты. Поэтому Сиденхем восхвалял Гиппократа как «отца медицины».

От искусства требовалось не больше, чем помогать природе, когда она томилась, и сдерживать ее, когда ее усилия были слишком бурными…. Ибо этот проницательный наблюдатель обнаружил, что природа сама прекращает болезнь и излечивает ее с помощью нескольких простых лекарств, а иногда и вовсе без всяких лекарств». 82

Отличие Сиденхема заключалось в том, что он признавал, что каждое серьезное заболевание имеет множество разновидностей; он изучал каждый случай с его клинической картиной, чтобы диагностировать особую форму заболевания; и подбирал лечение в соответствии с конкретными отличиями недуга. Так он отделил скарлатину от кори и дал ей современное название. В своей профессии он был известен как «английский Гиппократ», поскольку подчинял теорию наблюдениям, общие идеи — конкретным случаям, а лекарства — естественным средствам лечения. Его Processus Integri на протяжении столетия оставался руководством по терапии для английских врачей.

Хирургия продолжала бороться за признание в качестве авторитетной науки. Ее лучшие представители сталкивались с враждебностью медиков и завистью цирюльников, которые все еще выполняли некоторые мелкие операции, в том числе стоматологические. Ги Патен, декан медицинского факультета Парижского университета, не мог простить хирургам, что они перенимают одежду и манеры медицинской профессии, и осуждал всех хирургов как «расу злобных, экстравагантных кокошников, которые носят усы и размахивают бритвами». 83 Но в 1686 году хирург Феликс успешно прооперировал свищ Людовика XIV; король был так доволен, что подарил Феликсу пятнадцать тысяч луидоров, загородное поместье и дворянский патент. Это возвышение повысило социальный статус хирургов во Франции. В 1699 году хирургия была признана свободным искусством, а ее представители стали занимать высокое положение во французском обществе. Вольтер назвал хирургию «самым полезным из всех искусств» и «тем, в котором французы превзошли все другие народы мира». 84

Однако в эту эпоху у английской хирургии было как минимум два достижения: в 1662 году Дж. Д. Мейджор сделал первую успешную внутривенную инъекцию человеку, а в 1665–67 годах Ричарду Лоуэру удалось перелить кровь от одного животного в вену другого; последнее событие Пепис отметил в своем дневнике. 85 Из этих частных сплетен мы узнаем, что операции обычно проводились с использованием лишь слабых анестетиков или вообще без них: когда Пэписа оперировали по поводу камня в мочевом пузыре, ему не давали ни хлороформа, ни антисептиков, а только «успокаивающий сквозняк». 86

Сатира на врача продолжалась, как и в каждом поколении. Люди возмущались его гонорарами, его помпезным одеянием в халат, парик и коническую шляпу, его велеречивыми речами и его порой смертельными ошибками. Бойл говорил, что многие люди боялись врача больше, чем болезни. 87 Карикатуры Мольера на представителей этой великой профессии по большей части были добродушной шуткой человека, который, тем не менее, заботился о том, чтобы поддерживать дружеские отношения со своим врачом. После того как все дротики были брошены, оставалось только констатировать, что в XVII веке медицинская наука достигла значительного прогресса благодаря сотне открытий в анатомии, физиологии и химии, что международный обмен медицинскими знаниями расширялся, что известные преподаватели отправляли способных учеников во все уголки Западной Европы, что хирургия совершенствовала свои методы и статус, что специалисты развивали более глубокие знания и мастерство, и что принималось все больше мер для укрепления здоровья населения. Муниципальные власти принимали законы о санитарии. В 1656 году, когда в Риме появилась чума, монсеньор Гастальди, папский комиссар здравоохранения, ввел обязательную очистку улиц и канализации, регулярную проверку акведуков, предоставление общественных средств для дезинфекции одежды и требование медицинских справок от всех лиц, въезжающих в город. 88 По мере роста благосостояния люди строили более прочные дома, которые могли держать крыс на почтительном расстоянии и тем самым уменьшить распространение чумы. Улучшенные запасы воды — первая необходимость цивилизации — позволяли сделать тело человека чистым. Для все большего числа людей становилось физически возможным быть цивилизованными.

XI. РЕЗУЛЬТАТЫ

В целом семнадцатое столетие стало одним из пиковых периодов в истории науки. Посмотрите на него во всей его широте: от Бэкона, призывавшего людей трудиться ради прогресса образования, и Декарта, соединившего алгебру с геометрией; через совершенствование телескопов, микроскопов, барометров, термометров, воздушных насосов и математики; через планетарные законы Кеплера, разбухающий небосвод Галилея, карты крови Гарвея, упрямые полушария Герике, скептическую химию Бойля, многогранную физику Гюйгенса, полиморфные эксперименты Гука и косметологические предсказания Галлея, завершившиеся нотационным исчислением Лейбница и космическим синтезом Ньютона: какое предыдущее столетие могло сравниться с ними? Современный разум, по словам Альфреда Норта Уайтхеда, «живет за счет накопленного капитала идей, предоставленного ему гением семнадцатого века» в науке, литературе и философии. 89

Влияние науки распространялось все шире. Она затронула промышленность, предоставив физику и химию для новых технологических разработок. В образовании она заставила уменьшить акцент на гуманитарных науках — литературе, истории и философии; ведь развитие промышленности, торговли и мореплавания требовало практических знаний и ума. Литература сама почувствовала новое влияние: стремление ученого к порядку, точности и ясности предполагало аналогичные достоинства в поэзии и прозе и вполне соответствовало классическому стилю, примером которого служили Мольер, Буало и Расин, Аддисон, Свифт и Поуп. Королевское общество, по словам его историка, требовало от своих членов «близкой, голой, естественной манеры говорить… приближая все вещи к математической ясности, насколько это возможно». 90

Триумфы математики и физики, давшие период кометам и законы звездам, отразились на философии и религии. Декарт и Спиноза приняли геометрию как идеал философии и изложения. Казалось, отныне нет нужды утверждать, что во Вселенной есть что-то, кроме материи и движения. Декарт рассматривал весь мир, за исключением человеческого и божественного разума, как машину; Гоббс оспаривал это исключение и сформулировал материализм, в котором даже религия была бы инструментом государства для манипулирования человеческими машинами. Новая физика, химия и астрономия, казалось, показывали вселенную, действующую по неизменным законам; этот космос не допускал чудес, поэтому не отвечал на молитвы, поэтому не нуждался в Боге. Возможно, его можно было бы сохранить, чтобы дать толчок мировой машине на начальном этапе; но