Читать книгу - "Эйнштейн во времени и пространстве. Жизнь в 99 частицах - Сэмюел Грейдон"

диаграммы позволяют легко объяснить, почему для разных наблюдателей такие понятия, как время и пространство, относительны и что означает одновременность. Минковский также предложил способ “преобразования” диаграмм, позволяющий легко переключаться с одного наблюдателя на другого. Огромное преимущество работы Минковского – описания событий в терминах пространства и времени – состоит в том, что она позволяет формализованно, точно и достаточно легко рассматривать эффекты специальной теории относительности.

В 1908 году Минковский прочел лекцию в Кёльнском университете[137], где изложил свои новые идеи. “Господа! – начал он достаточно эффектно. – Концепция пространства и времени, которую я вам представлю, восходит к экспериментальной физике, и в этом ее сила. Она радикальна. Отныне независимые понятия пространства и времени обречены, они полностью уходят в прошлое, а мы должны думать лишь о том или ином виде их союза, который обеспечивает объективную реальность”[138].

Говорить о пространстве – значит говорить и о времени. Они едины. Если раньше можно было рассуждать о растянутой по всей Вселенной ткани пространства – сцене, на которой разыгрываются те или иные события, – то теперь речь должна идти о единой ткани пространства и времени.

На Эйнштейна интерпретация Минковского впечатления не произвела. Он назвал ее “чрезмерной ученостью”[139] и отверг так же легко, как отказался от эфира.

А в другой раз Эйнштейн пожаловался, что раз математики взялись за его теорию, то он “уже и сам перестал понимать ее”[140].

27

Прошло пять лет, и Эйнштейн решил еще раз попытаться вернуться в академическое сообщество. Ему было двадцать восемь, он опубликовал несколько важнейших для современной физики работ, полностью пересмотрел результаты классической физики, но получить работу в университете все никак не удавалось.

В какой‐то мере в том была и его вина. В 1907 году он пытался стать сотрудником Бернского университета, где была вакансия начального уровня, предназначавшаяся обычно для выпускников факультета[141]. Согласно правилам следовало представить отборочной комиссии[142] не опубликованную ранее статью, пройти так называемую хабилитацию. От этого требования можно было отступить, если у кандидата имелись “другие выдающиеся достижения”[143]. Эйнштейн считал свои достижения поистине выдающимися. Однако на факультете с этим не согласились[144], и работы он не получил.

Смирив свою гордость, Эйнштейн опять подал документы, на этот раз с хабилитацией. И наконец, через восемь лет после окончания Политехникума, стал приват-доцентом. Эта должность не была ни значимой, ни прибыльной: в обязанности Эйнштейна входило чтение нескольких лекций и сбор платы со слушателей. Работа была столь малосущественной и столь мало оплачиваемой, что Альберт не мог позволить себе оставить работу в патентном бюро. Только теперь обязанностей у него стало еще больше.

Получить работу в патентном бюро Эйнштейну помог Марсель Гроссман, а теперь его выручил другой приятель. В 1908 году в Цюрихском университете учредили должность старшего преподавателя на кафедре теоретической физики[145], который должен был работать под руководством профессора Альфреда Кляйнера, долго добивавшегося появления этой кафедры. Эйнштейн был очевидным кандидатом, но Кляйнер хотел, чтобы место его ассистента занял Фридрих Адлер – приятель Эйнштейна со студенческих времен. Понимая, насколько талантлив Эйнштейн, Адлер убедил своего начальника, что Эйнштейн гораздо лучше подходит для этой работы.

Кляйнер поехал в Берн, чтобы послушать одну из лекций приват-доцента Эйнштейна, а как выразился Эйнштейн, “понять, что он за зверь”[146]. К сожалению, Кляйнеру не понравилось то, что он увидел. Эйнштейн вообще плохо читал лекции, к которым не слишком тщательно готовился, а тут еще за ним наблюдали, и он нервничал. После лекции Кляйнер дал понять Эйнштейну, что преподаватель он неважный, на что Эйнштейн, сохраняя видимость спокойствия, ответил, что должность профессора считает “совершенно ненужной”[147].

Это была неправда. Вскоре на целом ряде факультетов физики в университетах Швейцарии и Германии стало известно, что Кляйнер невысокого мнения об Эйнштейне как преподавателе. Эйнштейн пришел в ярость, не без оснований опасаясь, что эта информация окончательно закроет ему всякую возможность получить приличную академическую работу. Он написал Кляйнеру и обвинил в распространении слухов. Кляйнер сменил гнев на милость и ответил, что, если Эйнштейн еще хочет занять должность старшего преподавателя, он ее получит, но для этого ему надо продемонстрировать хоть какие‐то педагогические способности.

Эйнштейн поехал в Цюрих, чтобы прочесть еще одну пробную лекцию. “Вопреки своему обыкновению, – рассказывал он товарищу, – читал я хорошо”[148]. Кляйнер был удовлетворен и через несколько дней официально представил Эйнштейна факультету. Все же у части преподавателей оставались сомнения, надо ли принимать Эйнштейна на эту работу. Некоторые считали проблемой его еврейское происхождение, что было отражено в протоколе университетского собрания:

Ученым иудейского происхождения приписываются (в большом числе случаев небезосновательно) разного рода неприятные черты характера, такие как навязчивость, наглость и менталитет лавочника в восприятии своего академического положения. Однако следует отметить, что и среди иудеев есть люди, у которых нет даже следа вышеперечисленных неприемлемых качеств, и поэтому неправомерно дисквалифицировать человека только на том основании, что он оказался евреем… Поэтому и комиссия, и факультет в целом считают недостойным рассматривать антисемитизм как часть своей политики[149].

После тайного голосования – десять за и один против – Эйнштейна приняли на должность старшего преподавателя. Но он отказался, так как выяснилось, что его жалование будет меньше, чем в патентном бюро. В конце концов жалование было повышено, а предложение – принято. В 1909 году Эйнштейн наконец стал старшим преподавателем.

Одному из коллег он сообщил об этом так: “Вот теперь и я стал официальным членом этой гильдии развратников”[150].

28

Вначале мая 1909 года Анна Мейер-Шмид – домохозяйка, жившая в Базеле, – прочла в местной газете заметку, где сообщалось о назначении Эйнштейна. На нее нахлынули уже почти стершиеся из памяти воспоминания: как десять лет назад она провела лето в Метменштеттене, в отеле “Парадис”, принадлежавшем ее кузену. Она вспомнила ухаживавшего за ней красивого студента-физика, который вместе с матерью отдыхал в том отеле. И вспомнила написанные для нее стихи о любви.

Анна, теперь жена чиновника, отправила профессору Эйнштейну открытку с поздравлением. Он ответил ей письмом, содержание которого балансировало на грани между вежливостью и двусмысленностью. “Вероятно, я еще бережнее храню воспоминания о чудесных неделях, проведенных вместе с вами в отеле «Парадис», – писал он. – Я всем сердцем желаю вам счастья и уверен, что вы стали столь же обворожительной и жизнерадостной женщиной, какой в те дни были очаровательной и веселой девушкой”