Читать книгу - "Ученик мертвого Дома - Виталий Бриз"

сообщить о своем появлении, старейшина не терпящим возражений тоном приказал:

— Входи!

Внутри дом мало изменился. Сохранилась даже мебель. Стол, комод, расписанные масляными красками сундуки и плетеные из луба коробы новый хозяин, расчищая место, сдвинул к дальней стене, словно не полагал себя вправе распоряжаться чужим имуществом или прежде чем выбрасывать, хотел убедиться, не завалялось ли внутри чего ценного.

— Садись.

Я не видел старейшину Цзымина с самой церемонии: на демонстрациях, что меня заставляли устраивать для Дома Лозы, он отсутствовал. Видно, старшие печати Шипа не сильно его интересовали.

Молчание затягивалось. Тэнг Цзымин, нахмурившись, рассматривал меня — без любопытства, скорее, как докучливую обязанность, которой ему не хочется заниматься, но и откладывать уже не позволяют правила приличия. Капли разбивались о дно стеклянной клепсидры — я успел досчитать до сотни, когда старейшина вздохнул и неохотно сказал:

— Буду честен с тобой, Саньфэн: я не знаю, чему могу тебя научить.

Не думал, что кто-то из Лозы после всех лживых уверений в равенстве открыто признает нежелание посвящать нас в секреты Дома.

Я поднялся, поклонился, собираясь уйти.

Архивы они пока не догадались закрыть: для начала мне хватит и хранящихся в них общедоступных свитков. А позже можно подумать и о тех, что хранятся под замком в секретном зале. Пусть без наставника будет непросто, но я научусь сам и научу других.

— Сядь! — с изумлением, переходящим в раздражение, велел Тэнг Цзымин. — Я не отпускал тебя.

— Вы сказали, что не собираетесь меня учить, — напомнил я старейшине его же собственные слова.

— Я не говорил, что не собираюсь. Я сказал, что не знаю, — поправил он, уставился на меня, и в стального цвета глазах промелькнула странная озабоченность, словно собеседник видел что-то, неведомое мне, и это ему очень не нравилось.

— Хуже точно не будет, — решился он, но объяснять ничего не стал, а спросил: — Ты наверняка заметил, что в последние дни твои заклинания ослабли?

Я промолчал, и старейшина Цзымин недовольно напомнил:

— Когда старшие о чем-то спрашивают, принято отвечать. По крайней мере, среди воспитанных людей.

— Я думал…

— Ты думал, что способности учеников из Дома Шипа нарочно подавили?

— Да, — сказал я с вызовом. Видит Извечный Свет, я не хотел этого, но если он добивался признания, пускай слушает: даже если меня потом и накажут за непочтительное отношение к Дому. — Чтобы мы не взбунтовались!

— Ну конечно же!

Тэнг Цзымин раздраженно, гулко впечатывая шаги в доски, прошелся туда-сюда по комнате, но, как ни странно, злился он не на меня.

— Стоя на вершине, так легко не заметить мелкий камешек у ее подножия! Обладая знанием, забываешь, каким искаженным видят мир те, кто этого знания лишен.

Он в задумчивости взял стоявшую на комоде резную шкатулку из красного дерева, встряхнул, прислушиваясь к звуку.

— Какие, однако, сокровища можно отыскать в здешнем хламе. Пожалуй, тебе хватит двух… трех.

Три изумрудных камешка легли в мою ладонь.

— Остальное я пока придержу у себя, дабы не вводить тебя в искушение, — старейшина поставил шкатулку на место. — Это кристаллизованный фохат. Штука ценная и достаточно редкая. Проглоти их.

Он хочет накормить меня галькой⁈

— Травить тебя мне незачем.

На вкус камни оказались словно… обычные камни. Они тяжестью упали в желудок. А затем внезапно стало легко. Хорошо, как уже давно не было. С плеч будто сняли невидимый груз. Я мог бы сотворить сотню старших печатей подряд и даже не устать! Я мог бы пробежать вокруг деревни десяток раз и не запыхаться.

Тэнг Цзымин, склонив голову и заложив руки за спину, наблюдал.

— Подействовало? Прекрасно. А теперь попытайся меня убить.

Чего⁈ Он шутит? Если так, мне совершенно не смешно. Неужто старейшина Цзымин забыл о клятве преданности Дому Лозы, которая связывала меня по рукам и ногам? О том, что я сдохну, если нарушу ее?

— Кажется, я ясно отдал приказ? — в голосе старейшины лязгнул металл. — Попытайся убить меня, Саньфэн.

Я медлил. Сила бурлила в крови, требовала выхода, но я не настолько глуп, чтобы пойти у нее на поводу и забыть об осторожности.

— Если вдруг у тебя получится, — губы Тэнг Цзымина изогнулись в усмешке, словно он видел ход моих мыслей так же ясно, как вершину горы Шуан-Ди в солнечный день, — никто не посмеет обвинить тебя в неверности. Не знаю, какие порядки были в твоем старом Доме, но у нас приказ учителя имеет для ученика первостепенное значение. Или отсутствие дисциплины — вина твоего прошлого наставника? Неудивительно. Чего еще ожидать от заклинателя, который и сам часто пренебрегал правилами.

— Не смейте говорить так об учителе Лучане! Вы… — я вовремя опомнился, прикусил язык.

— Я что? Договаривай, Саньфэн.

Я угрюмо молчал, и Тэнг Цзымин продолжил сам.

— Я и подошвы сандалии его не стою, ты это собирался сказать? Похоже, должному воспитанию учеников мастер Лучань уделял возмутительно мало внимания.

Проглотить оскорбление? Опять? Слова — это просто слова, ложь не ранит, если ей не позволить. Гораздо важнее наказ учителя Лучаня. Я должен использовать любую возможность для роста. Мне нельзя ссориться со старейшиной Цзымином.

Нужно извиниться. Сесть. Склонить голову.

Я остался стоять.

— Хочешь меня убить, Саньфэн? По глазам вижу, что хочешь. У тебя мое разрешение, приказ. Так почему медлишь? Или ты трус?

Я до крови куснул губу. Замолчите!

— Чжан Лучань воспитал ничтожного труса? И это его наследие, которым он гордился?

Если он не замолчит, я…

— Позор. Никчемный ученик никчемного наставника.

Никто, слышите⁈ Никто не смеет насмехаться над учителем!

«Я кровь от крови земли, плоть от ее плоти. Свет, заключенный во мне, явись и стань воплощением моей воли! „Рой шипов“!»

Атака увязла в щитах из лозы, но неудача только сильнее разъярила меня.

Пусть это хитрость, чтобы обвинить меня в нападении на мастера, плевать! Ненависть и боль, что я сдерживал внутри себя, усмирял и запирал на стальные засовы долга и безразличия, выплеснулись наружу.

«Я кровь от крови земли, плоть от ее плоти. Старшая печать — „Ловушка терний“!»

Доски пола взорвались шипами в человеческий рост, грозя насадить врага, как бабочку на спицу. Но Тэнг Цзымин играючи уклонился и даже рук не показал. Словно просто издевался!

«Свет, заключенный во мне, явись и стань воплощением моей воли! Старшая печать — „Танец дикобраза“».

Я сотру снисходительную улыбку с