Читать книгу - "Исповедь расстриги. Как воскреснуть из мертвых - Валентина Николаевна Муренкова"

к другу, и очень часто эти два имени встречаются в одной семье. Я знаю десятки Татьян, у которых мамы, дочки или сёстры Ольги и наоборот, а уж близких подруг с такими именами не счесть!

Ольги и Татьяны – абсолютные антиподы даже в церковном календаре, эта мысль пришла ко мне вот только что! Ведь Ольги празднуют свои именины в день святой равноапостольной княгини Ольги 24 июля, а знаменитый Татьянин день бурно отмечается ровно через полгода 25 января!

И в каком бы месяце ни родились носительницы двух имён, но именины у них только в эти дни, потому что веками в церковном календаре святые Ольга и Татьяна были в единственном числе, лишь недавно в святцы добавили дочерей царя Николая Второго.

Раньше мне и в голову не приходило противопоставить Ольгу и Татьяну как лето и зиму, но сравнение очень точное. Вот что значит дружить теперь с шаманами и знать от них про Колесо Года, а также слушать лекции философов насчёт единства и борьбы противоположностей.

Хотя если вспомнить, то мне с детства казалось, что имя Татьяна синего цвета с чуть изумрудным оттенком, как морская волна в глубине, а имя Ольга вспыхивает в темноте красно-малиновым, почти бордовым.

Удивительно, как только что сошёлся ещё один мой внутренний пазл!

Наш отец Георгий считал, что женщины с именем Ольга – самые мощные, яркие и выразительные, их за версту видать. Например, если в храме стоит очередь к причастию, то сразу безошибочно угадывается, какая из женщин подойдёт и назовётся Ольгой, она гвоздём торчит из любой толпы.

Вот здесь я с ним до сих пор полностью согласна, хотя мне приходилось встречать и другой типаж – это Оленьки. Они часто милые блондинки, мягкие, нежные и послушные, но если копнуть поглубже, то за внешним кротким образом скрывается сломанная Ольга, дрессированная родителями или обстоятельствами, но изначально могущественная, как та великая княгиня у Врубеля. И если вдруг такая Оленька осознает себя и восстановит собственные силы, то равной ей не будет, она все преграды нахрен разнесёт!

О том, как притягиваются Ольги и Татьяны, и как они взаимно друг друга дополняют, можно рассказывать очень долго, но вот ещё один пример в качестве иллюстрации – у моей подруги Танечки-регента дочь Ольга, и ещё сама Таня кавалер-дама, награждённая церковным орденом святой княгини Ольги, его вручили за руководство детским хором Никольского храма. Хор многократно становился победителем и лауреатом всяческих фестивалей, смотров и конкурсов, как столичных, так и международных. Танечка четверть века положила на этот хор, и орден княгини Ольги заслужила сполна, вот только пенсия за её певческий подвиг не дотянула даже до минимальной, пришлось ей писать унизительное прошение в Пенсионный фонд.

Но здесь и сейчас я не об этом, пора закончить рассказ о другой Танечке.

Так вот, попробуйте представить, что должно произойти после того, как Танечку-художницу постригут в иночество с именем Ольга, а ещё одна монастырская певчая Оля станет инокиней Татьяной. К тому времени я окажусь с ними на одном клиросе в одном хоре, и на моих глазах произойдёт эта удивительная трансформация – примерно за год Татьяна переплавится в Ольгу и наоборот.

Сейчас я сказала бы, что такое радикальное изменение можно сравнить лишь с переменой пола, но тогда подобные кощунственные образы мне в голову ещё не приходили.

А потом я буду наблюдать, как наша Олечка-художница станет Ангелиной и окончательно лишится сходства со своей святой, неистовой княгиней Ольгой. Она реально приобретёт ангельские черты лица, будет сиять мягкой полуулыбкой, но вскоре впадёт в депрессию, а потом заболеет всерьёз, и Юля моя заболеет, и наша матушка Ольга.

Но про шизофрению в монастырях я расскажу позднее.

Вера, Надежда, Любовь

Я продолжаю писать портреты мои духовных сестёр, но начну эту историю с рассказа о моём сильнейшем искушении, о беспредельном и сокрушительном отчаянии, которое накрыло меня в конце сентября 1992 года, когда на праздничной службе в честь святых мучениц Веры, Надежды, Любови и матери их Софии, наш отец Георгий вдохновенно изложил в своей проповеди их житие.

История не для слабонервных.

Если коротко и нормальным языком, то в первые века во время гонений на христиан некая мать-фанатичка София сама отвела своих маленьких дочерей к правителю-язычнику, перед которым девочки Вера, Надежда и Любовь исповедали свою веру и претерпели мучения за Христа. Мать наблюдала бесчеловечные пытки и находилась рядом до самой смерти дочерей, ободряя их, чтобы девочки никак не сбежали и не передумали отправиться на небо. Сама София осталась жива, никто её даже пальцем не тронул, но она тоже считается мученицей.

Понятно, что в житии всё совсем иначе описано, я лишь коротко передаю популярнейший церковный сюжет.

И тогда, и сейчас эта история кажется мне совершенно безумной, и при этом я стараюсь выбрать самые мягкие выражения для моих чувств. Но отец Георгий вместе со святыми отцами восхищался добродетелью Софии, её подвигом истинной веры, мол, именно так проявляется подлинная духовная материнская любовь! И как же сильно она отличается от нашей плотской и грешной любви к своим детям!

Как сейчас помню – конец литургии, полный храм народа, отец Георгий в кровавом облачении с крестом в руках вещает с амвона, вокруг толпа празднично одетых именинниц, все вздыхают, крестятся и кивают, соглашаясь с проповедником, а у меня под платком волосы стоят дыбом, мои мозги плавятся, и в них красным пунктиром пульсирует мысль: «Я чего-то не понимаю… Чего-то я не понимаю… Я одна ничего не понимаю… Вон все вокруг всё понимают, а я одна ни-че-го!»

В дальнейшем мне придётся совершить над собой чудовищное усилие и насилие над здравым смыслом, когда сначала я просто выключу в голове оценочное суждение, потом заставлю себя думать, что это педагогическая история, но со временем всеобщая психопатия окружающих захватит меня, и я в ней утону с головой. И тогда, пусть ненадолго, но я постараюсь принять идею, что святая мученица София, чьё имя переводится как «Премудрость Божья» совершила всё же материнский подвиг, а не преступление, которое ей не простил бы ни один уголовный кодекс ни в одной цивилизованной стране, какой бы христианской она ни считалась.

Но потом через несколько лет, когда я уже достигну дна в своём погружении в традицию и начну обратное движение, всплывая из глубочайшего омута религиозного фанатизма, вот тогда именно это житие поможет мне протрезветь и назвать для себя многие вещи своими именами.

* * *

А пока я расскажу про Веру.

Все говорили, что мы с ней очень похожи, и правда, в то время мы были примерно одного роста, возраста и комплекции, точнее, худобы.