Читать книгу - "Бирюк - Галина Валентиновна Чередий"

И я пошла за ним. Послушно, будто была привязанной. Или уже была? Сцепилась намертво с того самого первого раза? Разум еще требовал подвести под это хоть какое-то основание, просто отрицать будучи уже не в состоянии. Совесть вопила о том, что творю непотребное. Но все животное и подсознательное уже прилипло, смирилось и даже приветствовало происходящее. Вот почему о реальном сопротивлении и речь не шла. Слабовольная, жалкая размазня. Я.

— Шаповалов… — Доктору, что вышагивал по коридору, дожидаясь нас, явно хотелось сказать нам пару ласковых. Но, глянув на меня, он только выразительно потряс в воздухе пальцем и гневно выдохнул.

— В кабинет ко мне зайдите, — развернувшись, он пошел, указывая дорогу.

Я с тоской посмотрела на свои ноги в сморщившихся носках. Боже, наверняка выгляжу кошмарным пугалом. Растрепанная, черт-те во что обряженная, измятая, затраханная в прямом смысле слова. Видел бы кто из знакомых… И хорошо, что не увидят. Позор какой. Даже сам факт, где я в этом самом виде нахожусь. О чем думаю? О том, как выгляжу? Думать надо о том, что решать за себя мне давать никто, похоже, не собирается. А я… рохля глупая!

Мы вошли в кабинет, и мне стало дико неловко за себя, и я поежилась под строгим взглядом эскулапа. В его глазах я наркоманка, небось, конченая. Николай по-хозяйски обнял меня со спины, давая опору и согревая.

— Че по делу? — спросил он. — Давай недолго. Ей бы помыться и отдохнуть нормально.

Что-то я только и делаю, что отдыхаю, вот только без толку особого.

— Я настаиваю на том, что бы вы капались еще как минимум неделю, Александра. За раз вашу интоксикацию не снять. Ваше общее физическое состояние совершенно не внушает мне оптимизма. Помимо интоксикации еще и истощение. Явно ведь испытываете проблемы с желудком?

— Я…

— Испытывает, — ответил за меня Николай, видно уловив, что честно сознаваться не намерена. — Рвет ее, сказала.

Сжала зубы, собираясь еще и за это высказать.

— Значит, мой совет — пройти комплексное обследование, обойти всех специалистов.

— Пройдем.

Я уже начала откровенно закипать.

— И не будет лишним начать посещать психолога. Перепады настроения, раздражительность, агрессия — нормальные явления при выходе из зависимости. И какие бы причины ни привели к факту употребления, их нужно проанализировать и тогда легче будет…

— Понял, разберемся. Колбасить ее еще будет?

— Да, некоторое время симптомы будут сохраняться. Очень важно не сорваться.

— Прослежу.

Да я сама за собой прослежу!

— Капаться дома ей можно? — Господи, будто я кошка у ветеринара, а он владелец, которому дают инструкции по уходу.

— Да, вполне.

— Тогда ко мне завтра кого-нибудь пришлешь? Такого, чтобы рот не раскрывал за хорошую плату. Буду очень должен, мужик.

— Послушайте, не на… — не выдержала я. Да сколько же можно!

Николай бесцеремонно накрыл мой рот ладонью, а доктор нервно нахмурился.

— Шаповалов, ну ты… Ладно. Только подведи меня под монастырь! — мотнул он головой, сердито сверкая на нас глазами под мое мычание. — В жизни такого не творил!

— Все нормально, мужик. Просто обстоятельства у нас. Пошли, Сашка.

И он так и потащил меня из кабинета с зажатым ртом. Гневно фыркающую от бессилия.

— Тш-ш-ш, до машины потерпи, Сашк, не ори, — прошептал он мне на ухо, кивнув охране, что бы открывали дверь. — Больница же, нельзя.

И убрал наконец руку от моего рта, но только для того, что бы подхватить и рысью донести до машины. Сунул на сиденье, накрыл тут же по самые ноздри новым пледом и захлопнул дверь.

— Давай, Сашка, — кивнул он, усаживаясь за руль. — Только сильно не напрягайся. Откуда силы, если не ела вон сколько.

— Да ты просто… — у меня от возмущения все слова кончились. — А-а-а-а-а!

ГЛАВА 14

Я ждал настоящего взрыва. Потому что понятно, что я перешел уже все границы терпимости Сашки и у нее есть право проорать мне свою реакцию. Просто смысл чесать языком без доказательств и тем более не дома. Поговорка про уши в стенах не на пустом месте была придумана. Не то чтобы нужно было ее долго скрывать, но сутки-другие на прореагировать хоть чем-то организаторам похищения надо. Мы с Палычем больше двух им не давали. Если не дадут о себе знать дольше, значит, зассали, не дождавшись своих быков назад с подтверждением Сашкиной смерти, и решили не отсвечивать. Умные так бы и поступили, но сколько раз я уже сталкивался в жизни с тем, что жадность, тем более когда вот оно уже рядом, затмевает любые доводы разума.

Но неожиданно Сашка замолкла и отвернулась к окну. Ясно, дуться собралась. Тоже рабочая бабская примочка. Пока ты лох, юный и чувствительный, то очень даже действенная. Ах, моя девушка надулась, как мышь на крупу, и со мной не разговаривает. Спасите! Но как становишься старше и понимаешь, как это все работает, думаешь: ну и пусть помолчит, зато тихо, а я пока спокойно пошевелю мозгами, как все разрулить.

Сашка подобрала под себя ноги, напоминая мне этим, что она у меня без шмотья и обуви пока, и съежилась вся как-то, нахохливаясь, как больной воробушек. Я покосился на нее раз, другой и внутренне сплюнул, злясь на себя, дурака.

Нет, бля, сколько лет ни проживи и как бабские приколы ни изучи, а все одно они тебя цепляют. Хотя тут наверняка дело в том, что цепляет меня эта женщина рядом, да так, что до самого-самого нутра. Ну не выглядела Сашка просто капризно надувшейся. Скорее уж по-настоящему несчастной. Не всхлипывала, не сопела, не ныла, не сверлила упрекающим взглядом, вообще на меня не смотрела, только как-то потеряно, невидяще в окно, но вокруг нее что-то такое как облаком повисло, что мне аж зубы свело. Будто последняя вспышка гнева на меня спалила всю ее энергию и ей стало плевать. В том числе и на меня, и на любые мои действия.

Не надо нам такого.

— Сашк, — позвал я и провел костяшками пальцев по поцарапанной скуле. Она не отстранилась, словно и не заметила. И вижу ведь, что это не нарочитое, не назло. — Сашк, поговори со мной.

— А есть смысл? — тихо отозвалась она.

— Конечно.

— Мне так не кажется. Если тебе просто нужно чем-то заполнить эфир, то музыку включи. Окно открой. Послушай шум снаружи.

Ла-а-адно, не люблю мозгоебства ни в каком виде, но сейчас заслуженно.

— Зачем мне