Читать книгу - "Александр Мень. Пастырь. Свет во тьме. Повесть о жизни и мученической смерти - Михаил Александрович Мень"

редко рассказывал ей о своей работе, даже о том, что не проходило под грифом «секретно». Она была врачом, и хорошим врачом, спасала людей. Но как-то раз он поделился с ней историей этого священника, и она, всегда его во всем поддерживающая, вдруг сказала: «Извил, мне кажется, вы какой-то ерундой там занимаетесь. Чем этот священник может быть опасен для страны? У нас завотделением был на одной его проповеди и вернулся в полном восторге».

Извил бросил окурок в открытую форточку и пошел на кухню. Он старательно отгонял от себя эти мысли и готовился к продолжению борьбы.

* * *

Итак, поскольку в обсуждении с генералом по делу «Миссионера» было решено среди прочих мер внедрить в приход агентуру, майор Селиверстов задумал подготовить для этой операции Владимира Рыжова, которого Извилу рекомендовали как сотрудника, подходящего для такой задачи. После инструктажа, составления легенды и соответствующей подготовки выбрали и момент для проведения операции: ночную пасхальную службу.

Агент Владимир Рыжов прибыл на станцию Пушкино в 10 вечера, ровно за час до пасхального богослужения. Он планировал присмотреться к обстановке, возможно, завязать личные контакты. Выданная ему под расписку экипировка – новые немецкие джинсы и слегка потертая монгольская кожаная куртка – вызывала в нем легкое возбуждение. Он чувствовал себя почти Джеймсом Бондом, фильм про которого недавно смотрел по видику. По легенде Володя был художником-авангардистом, для соответствия образу он три недели отращивал бородку, теперь она ужасно чесалась.

Рыжова рекомендовали Извилу как инициативного, коммуникабельного сотрудника, способного на внедрение в чужеродную среду. Наблюдатели часто присутствовали на службах у Александра Меня, записывали проповеди на магнитофон, прислушивались к разговорам. Пользы от них было мало: прихожане их вычисляли по отличной выправке, неприметной одежде и цепкому взгляду. Замолкали и отходили подальше. А в Новой Деревне явно велась какая-то нелегальная деятельность – после службы народ не расходился, собирался во дворе кучками, многие шли в церковный домик, организованными группами, отправлялись по частным квартирам. Агентов туда не приглашали.

Следовало найти человека, который сможет стать своим в этой тусовке. Извил поморщился при виде молодцеватого Рыжова с его юношеским румянцем и доверчивыми голубыми глазами, но рассудил, что в молодежном приходе ему самое место.

– Придешь на исповедь, скажешь, что уверовал, хочешь креститься. Евангелие прочитай. Хотя бы от Марка, оно короткое, – Извил протянул Владимиру крошечную книжечку Брюссельского издательства, недавно изъятую при обыске.

– Так меня же окрестят, – в ужасе воскликнул Володя, – а я ведь уже… Меня же бабка, она у меня простая, темная, младенцем крестила. Тайком, перед смертью только призналась.

– Ты что, Рыжов, верующий?

– Никак нет, товарищ майор!

– Так что с тобой сделается, если на тебя второй раз водой побрызгают?

* * *

– 24-й, слава Тебе, Господи! – бабуля шустро засеменила через привокзальную площадь к старинной водокачке, к которой выруливал долгожданный автобус.

– До Новой Деревни идет? – спросил Володя.

– Конечно, прямо до церкви.

Автобус быстро заполнялся пассажирами. Большая часть была знакома друг с другом, здоровались, обнимались. Владимир устроился на заднем сидении, стараясь запомнить входящих. Были местные старушки, были и москвичи. Две хохочущие на весь автобус молодые парочки, серьезный седой мужчина, сразу же нацепивший очки и уткнувшийся в книгу с дореволюционным шрифтом. Рядом уселась очень странная компания: деревенского вида круглолицая тетка в ситцевом платочке, длинноволосый студентик и немолодая, но вызывающе красивая блондинка в алой бархатной шляпке. Он прислушался к разговору. Тетка рассказывала про какого-то Каффареля, чьи письма она переводила с французского.

Володя попытался вникнуть и почему-то психанул: «Вот дура, кто ж такую галиматью читать будет! Про молитву, да еще целых сто писем! Только зря время потратила».

Город кончился, автобус свернул на Ярославку. По обеим сторонам горбатились низенькие домишки с темными окнами, только некоторые горели тусклым желтым светом. Голые ветки яблонь за хлипкими заборчиками, на улице ни души, одним словом – тоска.

На остановке вышли почти все пассажиры и дружной вереницей потянулись к храму. А там творилось что-то непонятное. На площадке перед церковью стояли, слепя фарами, два милицейских «пазика». Возле открытой калитки наряд милиции сдерживал толпу. Владимир встал неподалеку, чтобы разобраться в обстановке. В калитку по одной, торопливо крестясь, проходили бабушки в светлых платочках. Тех, что помоложе, не пропускали, говорили им одну и ту же фразу: «Туда нельзя, здесь стойте». Иногда добавляли: «Нечего тут стоять, домой идите».

Гражданских Володя разделил на три категории: старушки – они не задерживались, юрко проскакивали в церковный двор, а уже внутри, размашисто крестясь и низко кланяясь, чинно входили в высокие двери маленького деревянного храма. Местная молодежь – те особенно и не рвались вовнутрь. Стояли поодаль, негромко пересмеивались, иногда чем-то подозрительно позвякивали – видно, уже начали праздновать. И приезжие москвичи – эти сгрудились у калитки и возмущенно спорили с милицией. Володя присоединился к местным.

– А чего в церковь не пускают?

– Да черт их знает, приказ какой-то – только бабок пускать. В прошлом году нормально на крестный ход сходили, ничего такого не было.

Володя тоже чертыхнулся сквозь зубы. Об этом его не предупредили. Можно, конечно, показать удостоверение… Все равно, что во весь голос крикнуть: «Пропустите, я из КГБ!»

Из оцепления вышли двое ментов, остановились поблизости, закурили. От обоих отчетливо несло водкой. Владимир встал у них за спиной и прислушался.

– Чего-то я колбасы переел, аж дышать тяжело.

– Не надо было жрать, как в последний раз.

– Да как тут удержишься, когда кормят на халяву.

– А нормальный здесь поп – в дом пригласил, угостил, с праздником поздравил. Он к нам по-человечески, и мы к нему по-человечески.

Увлекшись наблюдением за милицией, Владимир не заметил, как в калитке показался молодой чернобородый священник. Похоже, сам Александр Мень.

– Пропустите их, это прихожане нашего храма.

Кордон расступился. Все, кто поблизости, рванули на церковный двор. Володя приготовился затесаться в хвост очереди, как только священник отвернется, но тот так и стоял снаружи ограды, пока последний из желающих не прошел вовнутрь. «Ну не может он знать всех своих прихожан в лицо, – терзался Володя. – Или все-таки может?»

Следовало найти другой способ проникновения в запретную зону.

Слева церковная территория примыкала к шоссе. Вдоль забора тянулась асфальтовая тропинка, отгороженная от дороги высокими кустами. Перемахнуть через забор – раз плюнуть, сразу, как уйдет идущий навстречу мужик… В свете фар блеснула кокарда на милицейской фуражке. «Да чтоб их, сторожат, как Алмазный фонд!» Володя с независимым видом прошел по тропинке до остановки, а вернулся по обочине шоссе, чтобы не привлекать лишнего внимания.

Ну а справа