Читать книгу - "Египетский дом - Алла Дубровская"

– Не снял? – хмыкнула Рогина. – Торопился. Ему ж домой надо было бежать. К жене.

– И зачем мне все это было нужно? Был у меня папа Карло, так нет… любовь подавай. А теперь ни папы Карло, ни… Буратино. Осталась Мальвина одна.

– А кто Буратино? Славик, что ли?

Вопрос остался без ответа. В дверях стояла улыбающаяся Лелька с охапкой сирени. Полуподвальная комната наполнилась весенним ароматом.

– Все, девки, я больше так не могу. Давайте выяснять отношения.

– Это откуда же такая красотищ–ща? – оценила букет Таня, поскольку ей–то выяснять было нечего.

– Ночью на студентов была облава в Летнем саду. Костырко заодно там и наломал.

Пока Рогина бегала за вазой и обрезала ветки, не желающие умещаться в узком горле найденной посудины, Леля приступила к объяснениям.

– Моей вины перед тобой, Женя, нет ни в чем. Привалов ко мне с вопросами приставал: кто ты да что ты за человек. Ну, я ему сказала, что ты библиотечный техникум закончила, начитанная.

Женечка подняла лицо и открыто, с каким–то не свойственным ей вызовом смотрела в глаза Лели. Похоже, та и вправду не чувствовала ни малейшей вины.

– И про книгу ты ему не говорила?

– Конечно, нет. Ты что, не понимаешь, что бы с тобой было, скажи я ему, что у тебя запрещенная литература? Я–то сразу поняла, кто тебе дал.

– А про художников откуда Привалов узнал?

– Так он сначала хотел, чтобы я к ним ходила, а Краснопольцев твой меня не приветил. Уж не знаю почему. У тебя–то с ним вроде все в порядке?

Женечка вспыхнула, почувствовав смену Лелькиного тона.

– Ничего у меня с ним не в порядке! И ходить к нему в гости чай пить я не собираюсь.

– Ну и хорошо, – снова сменила тон Леля. – Не люблю я их, да и Кирилл Иванович этот сам хорош, между прочим.

– Как это?

– Да так это. Что я тебе буду рассказывать… За границу ездит? Ездит. А почему, ты думаешь, его за границу пускают?

– Так у него проект в Монголии.

– Да что ты? Вот прямо других, кроме Краснопольцева, не нашлось для этого проекта? У него родственники за границей, между прочим. Он в любой момент в Израиль может свалить, а его все равно пускают. Если тебе это ни о чем не говорит, то мне говорит о многом.

– О чем? О чем тебе это говорит? – перешла на крик Женечка.

– Лучше тебе всего не знать, Цыпочка ты наша. Там они сами стучат друг на друга, по–семейному, и все мирно при этом уживаются. И в тюрьму никого не сажают, обрати внимание.

Женечка оторопело уставилась на подругу.

– Может, я и вправду ничего не знаю. А причем тут Израиль? Он же Кирилл Иванович.

– Так это по отцу, а мать у него еврейка. Так что и он еврей. У него сестра в Тель–Авиве уже два года живет.

– Да у тебя все евреи, – снова вскипела Женечка, – что по матери, что по отцу. Ну что тебе евреи сделали–то? И чем тебе черножопые жить мешают?

– Не люблю, и все. Вот такая я фашистка.

– Ну че ты мелешь, – вмешалась наконец Таня. – Фашистка нашлась. А это какой же из себя Привалов будет? Плюгавенький такой? Он сюда заглядывал пару раз. Здоровался со мной, но ничего такого не предлагал. Я ему не приглянулась, наверное.

– Перекрестись, – вздохнула Женечка.– Считай, тебе повезло.

Меж тем в контору набились дворники, подоспели сантехники. Начался обычный рабочий день. Явился и участковый Костырко.

– Значит, так, народ, – громко и авторитетно сказал он. – На нашем участке замечен чудак на букву «м». Подходит к окнам первого этажа, где невысоко, снимает брюки и хозяйство свое у всех на виду проветривает. При встрече не пугаться, а звать меня или звонить ноль–два.

Народ зашумел. Все стали вспоминать подобные истории. Особенно негодовали дворничихи. Пока обсуждались планы расправы над эксгибиционистом, Костырко пошептался с Лелей, посидел возле Татьяны и, подмигнув перепуганной Женечке, степенно удалился. Где–то через час контора опустела. Так и не выяснив отношения, подхватилась и куда–то убежала Леля.

– Видала любовничка?

– Это она к нему побежала?

– А куда ж еще?

Леля вернулась довольно скоро. Женечке было как–то неловко смотреть в ее сторону. Она уже знала, что происходит во время этих коротких свиданий. Теперь она такая же, как ее подруги, сидящие в этой грязной, накуренной комнате с разлапистым букетом сирени на подоконнике. «Ассоли уплыли на алых парусах, а к нашему берегу что? Правильно. Не дерьмо, так щепки», – горькая усмешечка искривила ее рот.

В тот же день эксгибициониста словили на Таврической. Мир вернулся под невысокие своды ЖЭКа. К большому облегчению Женечки, Краснопольцев не звонил и не искал встреч. Завидев его издалека, она успевала нырнуть в ближайшую подворотню. Не появлялся и Привалов. Жизнь потихоньку входила в прежнюю колею. Дворничиха Тракина продала по дешевке Женечке неношеное финское платье. Леля укоротила его и ушила по бокам.

– Игнатова, ты положила немного мяска на свой скелетик, – одобрительно заметила Татьяна, оглядев Женечку в обновке.

Что–то и вправду происходило с телом Игнатовой. Оно не то чтобы располнело, а как–то округлилось. На улице мужчины оценивающе провожали Женечку взглядом, когда она проходила мимо, гордо переставляя кривоватые ноги. В библиотеке Дзержинского района подошла очередь Игнатовой Евгении Львовны на сборник стихов Ахматовой «Бег времени». Сероглазый король постепенно вытеснял из ее памяти воспоминания, связанные с тахтой в мансарде художников. Переписав почти все стихи в общую тетрадку, Женечка поделилась с подругами мыслями о необходимости вести независимую от мужчин жизнь. Девки купили путевки в Кижи, съездили в Петергоф на открытие фонтанов и после получки стали ходить в шашлычную на Литейном. С поддатыми подружками иногда знакомились мужчины. Они допускались в компанию в качестве объектов насмешек, поскольку вписывались в меню шашлычной как «дерьмо или щепки». Разнообразие и насыщенность светской жизни сблизили троицу снова. Размолвки и обиды забылись. Часто они шумно и с хохотом обсуждали в конторе свои совместные приключения, не обращая внимания на присутствующих. Такое пренебрежение задевало Славика. Он мрачнел и, не говоря ни слова, косо поглядывал на веселящихся подружек.

В подтверждение народной приметы после холодной зимы выдалось жаркое лето. Тополиный пух залетал в открытые настежь окна горожан, пытающихся спастись от духоты. Дневное солнце плавило асфальт и не заходило ночью. Настала странная и тревожная пора белых ночей.

После работы набегавшаяся по жаре Женечка распахивала единственное окно