Читать книгу - "Любовь и смерть в Италии эпохи Возрождения - Томас Коэн"

из генуэзской знати, которому было чуть за сорок, быстро продвигался по карьерной лестнице в правительстве папы Павла IV. Он был сподвижником кардинала Карафы, первого человека в государстве, и легатом при дворе испанского короля Филиппа во Фландрии. В 1565 году он станет кардиналом126.

Они выразили радость, что я пришел просить у них руки одной из их zitelle, и сказали, что хотят навести справки обо мне в разных источниках, и тогда отдадут ее за меня. Примерно через пятнадцать дней я вернулся, чтобы узнать, что они предприняли. Мне сказали, что отдают ее мне охотно, потому что они навели обо мне справки, и что они ручаются, что отдадут ее за меня, потому что узнали, что я университетский надзиратель и человек энергичный и всегда готов немного подзаработать. И они меня заверили, что она будет моей женой, пожав мне руку и обняв меня. И они оформили документ – я уверен, что они изложили его в письменной форме, – который постановил, что Лукреция Казасанта должна стать женой Алессио.

Правители консерватория не только проверяли, являются ли девушки добродетельными (и зачастую – миловидны ли они) перед тем, как принять их, но они также обычно проверяли мужчин, хотевших взять их в жены. Все это способствовало заключению прочного брака127.

В Великую субботу [на Пасху 1557 года] я распорядился измерить ей палец для кольца. Я отправил сумму – не помню точно какую – в подарок, и бедная девица взяла ее и сделала измерения для кольца, а золото я отдал мадонне Изабетте, жене того самого маэстро Джакомино, чтобы сделать кольцо для девушки. По их словам, она [Лукреция] заявила, когда делали слепок пальца: «Если вы даете мне мужа, да будет это во имя Бога!»

Позже Алессио скажет в суде, что кроме денег он подарил Лукреции вино и (как он припоминал) двух козлят – вероятно, чтобы их приготовили в пищу128.

И поскольку я потратился, и у меня осталось не более 40 скудо – а в доме Джакомино жил оптовый торговец, и он хотел выдать ее за этого купца, – он дал мне понять, что больше не хочет отдавать мне Лукрецию в жены, поскольку я не сдержал слово по поводу 100 скудо. А также и компания [братство] Св. Екатерины заявила, что не желает отдать ее мне, потому что я не выполнил обещание относительно 100 скудо.

И вначале они сказали, будто она хочет стать монахиней, по Божьей воле. Итак, все то лето я был в сильной тревоге – то есть летом 1557 года. И я пытался выяснить, каковы были намерения Лукреции. Вкратце кое-кто из компании сообщил мне, что, если бы я принес 100 скудо, они бы мне ее отдали.

Летом прошлого 1558 года подруга Лукреции по имени Сиджизмонда вышла из монастыря [то есть из консерватория]. Она – хорошая zitella.

Алессио поначалу не знал о Сиджизмонде. Нам становится ясно из дальнейших показаний Алессио, что «Сиджизмонда вышла замуж в прошлом мае [1558 года] за состоятельного пекаря по имени Джакомо, которому принадлежит пекарня в Трастевере у моста Четырех голов» и что она – «племянница матери аббатисы монастыря Св. Екатерины»129. «Я узнал о ней от других девиц, покинувших монастырь, а именно Элены, вышедшей за школьного учителя с Кампо-ди-Фьори мессера Джованни, моего друга, и Кьяры, которая замужем за пекарем-немцем у фонтана Треви»130.

Вернемся к первым показаниям Алессио:

Я спросил ее [Сиджизмонду], знала ли Лукреция обо мне, и спрашивала ли когда-нибудь о моих делах, и думала ли обо мне. Она ответила утвердительно, что она была несчастна и, когда кто-то меня упоминал, начинала плакать. И я расспросил другую девицу, ее подругу, которая оттуда ушла. Она сказала мне то же самое и добавила, что Лукреция омыла волосы и все свое тело, надеясь выйти за пределы монастыря. И я сказал: «Раз уж это Божья воля, чтобы эта девица стала моей, и Он приготовил ее к этому, я предприму шаги, чтобы заполучить ее».

Женщины принимали ванну не каждый день. На протяжении всего этого отрывка целью рассказа Алессио было вызвать уважение и сочувствие судьи. Соответственно, наш сторож старается испещрить свой рассказ знамениями, божественными и человеческими, чтобы придать своим любовным претензиям вес и законность. В материальных знаках пока что нет ничего священного: это кольцо, мытье головы и принятие ванны. Но приписываемые Лукреции слова, когда она протянула руку, чтобы ей измерили палец для кольца, упоминают Божью волю, как и собственные слова Алессио. Велись ли настоящие переговоры в таком набожном духе? Трудно сказать – у нас нет иного свидетеля, кроме Алессио.

И прошлым летом [1558 года] я отнес сто скудо наличными в компанию и сказал попечителям, чтобы они дали их Лукреции в качестве приданого и что я пожертвую сто скудо на алтарь Св. Екатерины в случае, если мы с ней умрем без наследников. И они сказали, что желают выслушать пожелания девицы. Они послали к ней Джакомино, Алеманно Алеманни, сестру Анджелу ди Казасанта и Баттисту Маратту, чтобы узнать волю молодой женщины. Но они не вошли внутрь, а послали сестру Анджелу, чтобы она узнала намерения Лукреции. И мне передали, что сестра Анджела побудила ее сказать неправду. И вот Лукреция, не зная, что я хочу на ней жениться, тоже заявила, что хочет стать монахиней, и попечители передали мне это и что она не хочет замуж.

Я вернулся к Сиджизмонде, ее подруге, и спросил ее, уверена ли она, что Лукреция хочет быть монахиней. Она ответила, что Лукреция – монахиня из‐за меня. И я снова попросил найти ее, и она сказала мне, что Лукреция попросила ее выяснить мои намерения, хочу ли я на ней жениться или нет? И Сиджизмонда сказала ей: «Я не могу передать тебе весточку из‐за попечителей». И Лукреция сказала: «Если ты мне не сообщишь, я стану монахиней».

Описанная Алессио как набожный поступок договоренность о том, что приданое возвращалось монастырю при отсутствии наследников, на самом деле было обычной практикой, когда средства поступали и из самой общины131.

Между собой они договорились, что Сиджизмонда поговорит со мной и даст ей полосатую шаль, если я хочу на ней жениться. И когда Сиджизмонда рассказала мне об этой шали, я купил три, чтобы она отдала их Лукреции. И в конце