Читать книгу - "Сибирская одиссея Ермака - Руслан Григорьевич Скрынников"

не зная о прежних разбоях Ермака или, быть может, в страхе перед разбойниками (купец) дал им все необходимое, чтобы попытать счастья в Сибири». Люди, просветившие Витсена, сами знали очень немного. Они утверждали, будто Ермак имел дело не с Максимом, а с неведомым Данилой Строгановым.

Если в глазах Витсена ермаковцы были заурядными грабителями, то англичанину Джону Перри они представлялись разбойниками добрыми. Моряк, инженер и путешественник Джон Перри прослужил в России много лет и даже побывал в Сибири. Он добросовестно записал все, что слышал о Ермаке от русских. Как видно, он познакомился с фольклором ближе, чем другие иностранцы. Рассказ Перри сводится к следующему. Ради прокормления донской казак Ермак Тимофеев отправился разбойничать на большую дорогу. В короткое время он сделался весьма славен, ибо «грабил только богатых и, по необыкновенному великодушию людей его ремесла, наделял бедняков». «Неимущей стекались к нему со всех сторон. Тогда правители послали войска для его поимки. Узнав об этом, Ермак бежал на Волгу и продолжал там свои подвига. У него было несколько стругов. Когда царские воеводы стали теснить его на Волге, он отплыл к Каспийскому морю в персидские пределы, где и прожил некоторое время под видом купца. Вернувшись в Поволжье для еще большего разбоя, Ермак и его многочисленная шайка двинулись на Каму, чтобы отыскать на востоке некую необитаемую страну или по крайней мере безопасное для себя убежище». В записках Джона Перри русский удалой атаман некоторыми чертами стал напоминать английского народного героя Робин Гуда.

Рассказы Джона Перри столь же легендарны, как и рассказы других иностранцев. Они начисто лишены исторической достоверности.

На самом деле Ермак всю жизнь оставался «добрым казаком», как и Михаил Черкашенин, один из героев Ливонской войны. С именами этих атаманов была связана начальная история вольного казачества, его «героическая эпоха».

Михаил Черкашенин достиг зенита славы ко времени разгрома Крымской орды под Москвой и обороны Пскова от войск Батория. Звезда Ермака ярко засияла в самом конце Ливонской войны.

В ЛИТОВСКОМ ПОХОДЕ

Жизнь Ермака шла своим чередом. Молодость была позади, приближалось пятидесятилетие. В XVI веке эту пору жизни считали порой старости. Атаман был по-прежнему крепок и мог помериться силой с любым из молодых казаков. Но годы давали себя знать. По временам Ермак просыпался среди ночи. Болели старые раны, ломило кости в суставах. Любому казаку не раз приходилось спать на голой земле в многодневных походах, мокнуть в стругах в дни непогоды. Ворочаясь под бараньим кожухом, Ермак твердил привычные слова молитвы, заученной в детстве.

С годами в характере Ермака стали проступать черты, не свойственные ему в молодости. Глаза его нередко увлажнялись по значительным, а иногда и вовсе ничтожным поводам. Чувствительность странным образом сочеталась с трезвым взглядом на жизнь. Атаман накопил большой военный опыт и мог в критической ситуации принять единственно правильное решение, он проявлял крайнюю жестокость и шел напролом к цели, не считаясь с потерями, жертвами и кровью. В его рискованной игре ставкой почти всегда была жизнь. И все же удача всегда сопутствовала Ермаку скорее в малом, чем в великом. Дожив до пятидесяти лет, он не выиграл ни одной военной кампании, ни одного крупного сражения. С тех пор как цепь государевых крепостей и караулов перегородила окраину, волжским атаманам, казалось бы, подрезали крылья. Даже лучшим из них, бесспорно наделенным военным талантом, теперь трудно было проявить свои способности. В дни Казанской войны летописцы и воеводские отписки то и дело упоминали имена волжских казаков, отличившихся дерзкими набегами и поисками. С годами эти имена полностью исчезли со страниц летописей и разрядов. В казачьих станицах Ермак пользовался не меньшей славой, чем старый атаман Филимонов.

Волжские станицы стали более многолюдными. Но их старые укрепленные городки на Переволоке между Волгой и Доном опустели. Они не могли существовать среди царских караулов и крепостей. Волжское войско стало рассыпаться, так и не сформировавшись. Атаманы Войска Донского, имена которых приобрели историческую известность в XVII веке, могли формировать более крупные армии. Наиболее удачливым волжским атаманам удавалось объединить под свои знамена несколько казачьих сотен. По окончании похода казаки «дуванили» (делили) добычу и разбредались по своим станицам.

Волжская вольница все чаще покидала зимовья и перебиралась на дальние реки. Уделом оставшихся была служба по найму.

Нанимаясь на государеву службу, Ермак Тимофеевич, как и любой другой атаман, переходил в подчинение к воеводам и дворянским головам и попадал в мир чиновных отношений. Вся слава от его лихих поисков доставалась воеводам. Когда же русские армии стали терпеть поражения в Ливонской войне, Разрядный приказ, случалось, винил в неудачах наемные казачьи отряды.

Так было во время польской кампании. Король Стефан Баторий, собрав огромную армию, осадил Полоцк. Царь Иван, стоявший с полками в Пскове, не оказал своевременной помощи гарнизону осажденной крепости. Его беспокоила судьба русской Нарвы, подвергшейся нападению шведских войск.

Вольные казаки были известны своей отчаянной храбростью. Воеводы бросали казаков в самое пекло сражения, не считаясь с потерями. Казачьи отряды прибыли в окрестности Полоцка с авангардом, далеко опередив прочие отряды и полки. Тут донцы столкнулись лицом к лицу со всей королевской ратью. Воеводы приказали казакам биться с врагом. Выполнение приказа обрекало донцов на гибель, и они отказались подчиниться ему. Не получив «отпуска» у воевод, отряд покинул позиции под Полоцком и ушел на Дон.

Год спустя Баторий предпринял второй поход в пределы России и захватил русскую пограничную крепость Великие Луки. Шведская армия нанесла удар с севера и заняла крепость Корелу — ключевой пункт на дальних новгородских рубежах. Положение осложняли вторжения Крымской орды в южные русские уезды.

Чтобы отразить наседавших со всех сторон врагов, Грозный велел собрать все ратные силы государства и вызвал вольных казаков с Волги и Дона.

Трезво оценивая военное положение страны, царь Иван готов был пойти на самые большие уступки ради окончания войны. Его личные послы уведомили Батория, что Россия согласна передать Польше всю Ливонию с городами Юрьевом (Тарту), Феллнном[3], Перновом (Пярну) и другими замками, за исключением одной только Нарвы и прилежащей местности. Грозный готов был пожертвовать интересами русских помещиков в Ливонии и отказаться от всех завоеванных земель, чтобы сохранить «нарвское мореплавание». Инициатива царя увеличила шансы на мирное урегулирование. Но Баторий счел уступки недостаточными.

Мирные переговоры были прерваны. Баторий предпринял третий поход в пределы России. На этот раз он решил овладеть Псковом — едва ли не самой мощной из пограничных русских крепостей. Король знал, что наступление на